Фантастика 1967

— Ты предлагаешь нам обзавестись копытами? — раздался чей-то насмешливый вскрик.

— Нам неплохо и на двух ногах!

— Не мешайте Селестену!

Селестен оглядел амфитеатр со снисходительной улыбкой.

— Я не призываю превращаться в кентавров и бездумно скакать по зеленым лугам. Моя задача — пробудить свободное воображение, обратить вашу мысль на необходимость совершенствования самих себя, на поиски новых биологических форм, ибо наше тело несовершенно и ограничено в своих возможностях. Эту ограниченность понимали наши предки. Вот еще одно создание народной фантазии, пленительный образ старой сказки…

Куб наполнился аквамариновым зыбким свечением, сквозь сине-зеленый свет обозначилась женская фигура. Прояснилась. Ноги ее слились, превратились в рыбий хвост…

— Русалка, — сказал Селестен. — Какая прекрасная мечта — жить в воде, в среде, в которой тело невесомо и движения не ограничены в высоте!.. Человечество долго шло по неверному пути, создавая искусственных людей. Все помнят, чем закончилось увлечение роботами. Но было бы совсем неплохо нам, людям, перенять у роботов их сильные черты. Наша власть над неживой материей колоссальна. Так почему же мы так робки, так консервативны, когда заходит речь о разумной модификации человека?

— Понравился тебе Селестен? — спросила Андра, когда мы вышли из павильона.

— Красноречивый дядя, — сказал я. — Их называют антромодифистами, да? Что-то я про них читал.

— Он прав — надо совершенствоваться. Надо искать новые, целесообразные формы.

— Ну конечно, — сказал я. — Тебе так была бы к лицу еще пара ножек. Или русалочий хвостик.

— Я вижу, ты полностью утешился. До свидания, Улисс. Я пошла.

— Постой! Дай мне номер видеофона. Ведь завтра тоже праздник.

II ИМЕНЕМ БУДУЩЕГО ОБВИНЯЕМ!

В рассказах этого раздела острое оружие социальной критики направлено против капитализма и унаследованных от него уродств.

Север Гансовский, автор ряда книг, в том числе и нефантастических, в «Демоне истории» заново разбивает средствами фантастики миф о злых гениях, решающих судьбы мира и ответственных за его беды. Не «дьявольская воля» какого-нибудь Гитлера, а законы развития хищнического империализма порождают фашизм. И от мнимых «носителей абстрактного зла», «гениев ада» зависят только детали облика этого законного сына капиталистического общества.

Б.Зубков и Е.Муслин, инженеры по образованию и журналисты по профессии, в последнее время много работают в области научной фантастики. Совсем скоро к их совместно написанным научно-популярным книгам прибавится первый томик фантастических произведений. Рассказ «Плоды» не совсем обычен для них и по теме и по стилю. До сих пор они чаще всего выступали с рассказами, сила которых была в интересной научно-технической идее или же в остром — до парадокса — подходе к социальной проблеме. А «Плоды» показывают, насколько человек, враждебный нашему строю, враждебный советскому образу жизни, оказывается враждебен всему светлому в мире. Авторы предупреждают: нельзя недооценивать мерзавцев, носителей частнособственнической морали; они могут оказаться куда опаснее, чем это представляется на первый взгляд.

Р.Ярова многое сближает с Зубковым и Муслиным. Он тоже инженер, ставший журналистом и писателем. Рассказ его «Вторая стадия» принадлежит к сатирической фантастике, как и «Плоды». Но это, если так можно выразиться, лирическая сатира. Ярова больше занимает не главный отрицательный герой (на котором сосредоточено все внимание Зубкова и Муслина), а окружающие его добрые и милые люди, природа, ее влияние на человека. Широкие «права фантаста» позволили Ярову выдвинуть смелую гипотезу.

К слову, слишком часто в последнее время фантасты просто переносят в свои рассказы идеи из научных и научно-популярных статей.

Это в общем не упрек — ведь так нередко поступал и великий Жюль Верн. Но не соблазнительнее ли здесь блистательное умение Уэллса опережать науку?

Ромэн Яров Вторая стадия

Строители уехали, завершили труды дорожники, и жильцы нового десятиэтажного дома остались один на один со своими заботами. Конечно, выбор люстры или вколачивание гвоздика под дедушкин портрет были делами глубоко личными, к тому же сладостными. Но существовала задача, решить которую можно было только сплоченными усилиями.

Последний дом на последней улице города; громадный, белый, похожий на океанский корабль — он принимал на себя все суховеи и песчаные бури, несшиеся с отвратительного пустыря, простиравшегося так далеко, что даже с верх — них этажей края его не было видно. У некоторых малосведущих людей возникала мысль, что пустырь этот кончается там, где к вся география вообще — на берегу Ледовитого океана. Кроме того, вблизи от дома пустырь был весь испещрен холмиками, оставшимися от строителей. Даже самые лучшие археологи мира не нашли бы при раскопках ничего, кроме битых кирпичей, ржавой проволоки, в лучшем случае — подошвы. Но все это могло вызвать восторг не раньше чем через пять тысяч лет.