Фантастика 1969-1970

Мучительные видения отодвинулись на задний план. Перед глазами осталось только это лицо со шрамом. Оно то приближалось к Чингизу, то таяло в белом мареве забытья, то возникало вновь, неся на себе отпечаток какой-то скрытой боли и в то же время оставаясь по-прежнему непроницаемым.

— Не смотрите на меня так, — попросил Чингиз. — Я и без того знаю, что виноват.

— Тише, мальчик, спокойнее, — еле слышно ответил бритоголовый.

— Какой я вам мальчик! — взорвался Чингиз. Фамильярность Старика снова вывела его из равновесия. — Почему я должен молчать? Кого мне бояться? Пусть все знают, что я один во всем виноват!

— Сейчас же прекратите истерику! — неожиданно твердо приказал Старик. И добавил: — Как вам не стыдно, борттехник? Возьмите себя в руки!

Чингиз притих. Он сел на кушетку и, проведя ладонью по лицу, огляделся: за спиной человека со шрамом, прислонясь к стене, неподвижно стоял штурман, за стеклянной перегородкой, у прозрачных охладительных ванн молча суетился врач.

— Зачем я вам еще нужен? — тихо спросил борттехник. — Разве мало вам того, что я уже натворил? — Бритоголовый молчал; только шрам на его лице заметно побагровел. — За кого вы меня принимаете? — продолжал Чингиз. — Я все обдумал. Перебрал все возможности. Я не вижу никакого выхода… Приземлиться мы не можем. Если даже кто-то со стороны рискнет прийти нам на помощь, чтобы снять с корабля людей, он будет тут же атакован астридами и окажется в такой же мышеловке, как и мы. Если приблизиться к Земле так, чтобы астриды на поверхности лайнера сгорели при трении о воздух, то у нас уже не останется горючего, чтобы вновь преодолеть земное притяжение или хотя бы выйти на орбиту спутника. Если же все оставить, как есть, и ничего не предпринимать, то мы все равно погибнем намного раньше, чем кончатся запасы продовольствия. Система УПК не сможет долго противодействовать астридам. В конце концов иссякнет материал восстановления корпуса, и они проникнут сначала в шлюзовую камеру, а потом, соединившись с теми, кто остался внутри, шаг за шагом, нарушая герметизацию, завладеют всем кораблем…

— Хватит! Я вас выслушал! — перебил Чингиза Старик. — Хорошо, что вы сами все понимаете. У меня к вам, борттехник, только один вопрос: готовы ли вы сейчас вернуться к исполнению своих обязанностей?

Чингиз встал пошатываясь. Голова еще кружилась, но он уже почувствовал, какая спасительная сила заключена в этих обращенных к нему словах.

— Чингиз, мы идем к Земле… — не поднимая головы, тихо произнес штурман.

— К Земле? Но ведь это же самоубийство! — прервал было его Чингиз и тут же осекся.

— Ну так как? — спросил бритоголовый, и в голосе его послышалось раздражение. — Вы готовы вернуться к своим обязанностям? Да или нет?

— Да! — в тон ему ответил Чингиз.

Борттехник занял свое рабочее место у контрольного пульта в аппаратном отсеке. Если бритоголовый сел на пилотское место, стало быть в кораблевождении он тоже что-то смыслит. Во всяком случае, направить лайнер к Земле он сумеет, а большего от него и не требуется.

Борттехник внимательно следил за работой всех энергетических систем корабля, стараясь ни о чем больше не думать, с механической точностью выполняя команды, поступавшие из навигаторской рубки. Закончилась коррекция курса.

Появилось мучительное желание включить на полную мощность все двигатели, нарушить коррекцию, чтобы унестись подальше от Земли и тем самым хоть ненадолго отсрочить неминуемую гибель. Но он продолжал послушно выполнять команды. По крайней мере, в них была какая-то определенность, мешающая прорваться отчаянию.