Фантастика 1971

— Хе-хе, дорогой товарищ, — Гришка наконец разжег сигарету и снова получил возможность говорить. — Белл, создатель телефона, судился из-за денег, Эдисон…

— Они изобретатели!

— Ньютон, Гаусс, Менделеев, Якоби, — имена пулеметной дробью сыпались из Тришкиного рта.

Учитель вздохнул, извинился, кое-как открыл свой портфель, путаясь в ремешках и замочках, засунул в него приготовленную было рукопись, закрыл его — по-моему, только на правый замочек, — попрощался и побрел к двери, нелепо отставив чуть назад руку с тяжелым перекошенным портфелем.

Я не знаю соответствующей статистики — не вел, но в этот день норма графоманьих визитов была явно перевыполнена.

Целая бригада телепатов и ясновидцев полчаса окружала мой столик (в холл я на этот раз не вышел, так как в кабинете мог хотя бы время от времени напоминать, что мы мешаем соседям).

Они предлагали мне поехать посмотреть какой-то невероятный фильм, хотели познакомить с девушкой, творящей чудеса, и стариком, излечивающим все болезни наложением рук. И я должен был вежливо объяснять, что таких фильмов уже видел немало и все они не доказательны, что с невероятной этой девушкой я беседовал и в большой лаборатории, и в камере предварительного заключения (она была сверх всего мошенницей в точном смысле, который придает этому слову уголовный кодекс), что старика я знаю, и он действительно излечивает головную и зубную боль, но до туберкулеза и рака пока не добрался.

— Фома Неверующий! — взвился самый упрямый из ясновидцев. — Ну, а если я вот сейчас, вот здесь, прочту ваши мысли, тогда поверите?

Ответил ему — сзади, и это был именно удар в спину — Гриша:

— Да прочти вы его мысли, вы бы уже давно побежали жаловаться главному редактору. Телепаты исчезли с такой стремительностью, как будто они срочно освоили технику нуль-транспортировки.

Я свободно вздохнул, осторожно потянулся и полез в стол за собственной рукописью. Превращать людей и вещи в слова — моя профессия, больше того, мое единственное умение. Надо писать…

Да где там писать! Очевидец приземления летающей тарелки жаждал поделиться со мною — и читателями — своими богатыми впечатлениями.

Потом явился создатель гипотезы о полости внутри солнца, за ним — автор вечного двигателя новой системы (система оказалась старой, проверенной).

В промежутках я обсуждал с авторами (настоящими авторами) проблемы будущего облика людей, догадки древних индийских ученых об эволюции, возможность того, что у нашей вселенной обнаружатся четкие границы…

Гриша вскрыл пришедшую в редакцию посылку и долго демонстрировал всем желающим стержень, на вид явно металлический, с тусклым свинцовым блеском.

Стержень торчал из куска углистого сланца и согласно письму шахтера был им найден в полукилометре от поверхности земли.

Чуть позже Гриша долго объяснял пожилому человеку — явно не графоману, — что его статью надо переделать, сейчас она попросту неверна.

— Молодой человек, статья написана на тему моей докторской диссертации.

— Я не ВАК, не надо со мной спорить, — ответил Гриша.

И снова — люди, люди, люди.

Один с предложением, как сделать из дурака — гения. Опять — летающие тарелки, фантастические рассказы…

Мне стало вдруг скучно. Впервые в жизни. Мне бывало тяжело, грустно, тоскливо, плохо, печально… Скучно не бывало. В портфеле всегда лежали (и сегодня тоже) недочитанная книга и не дописанная статья. В клубе ждал партнер по шахматам, у часов — девушка, в Манеже — выставка.

Я не ходил, а бегал, втискивался в троллейбусы, останавливал такси и вскакивал на ходу в попутные грузовики.

Ритм и темп не изменились.

А скучно стало. Что с этим делать? Для борьбы с плохим настроением можно перечитать Ильфа и Петрова, сходить на Юрия Никулина или — есть у меня свой собственный способ — заново подсчитать, в скольких газетах и журналах я успел напечататься за свою жизнь. Посмотришь на листок с тремя десятками названий — и как-то меньше оснований думать, что ты бездарность, лодырь или неудачник. Но когда скучно, это не поможет…

А что поможет? Скука — почти по Горькому — не мать, но женщина. Значит, от нее можно убежать. Уехать! Выйти из милой сердцу, но все же рутины. Главный на месте? Отлично!

— Пошлите меня в командировку. Пожалуйста!

— Куда же вы хотите, Рюрик Андреевич?

— Куда угодно!

— Прекрасно. Тогда, — редактор взял со стола лист бумаги, мгновенным движением свернул его в трубку и ткнул, точно школьной указкой, в карту. — Вот здесь, в химическом НИИ, кое-что интересное сделали. Валяйте, проветритесь дней на десять. Да и другое там посмотрите, поищите материал. Не забудьте только, двадцатого у нас редколлегия. Это через десять дней. Не опаздывать! — И он назидательно, как школьный учитель, поднял вверх палец. — А как дома дела? — И его лицо приобрело привычноотеческое выражение. Он знал, что хороший администратор обязан помнить, насколько зависит работоспособность его сотрудников от их настроения, а настроение… и т. д. И за свои сорок лет руководящего стажа научился искренне интересоваться ответом на сакраментальный вопрос «как дела?».

И я искренне сказал:

— Спасибо, неплохо.

— Вот и отлично.