Названия записывались счетными машинами, передавались с одной станции на другую, чтобы не было дублирования.
Но дублирование возникало.
Симона Ронге озеро в хребтах южного полушария назвала Утренним. Счетная машина замигала желтыми лампами: такое название есть у Галлы Синозы в северной группе.
Симона вызывает Галлу по видео: — Уступи мне название.
— Не подумаю! — отвечает Галла.
— Оно мне нравится, — говорит Симона.
— Мне тоже нравится.
Симона изобретает уловку: — Я придумала его раньше тебя.
— Когда? — спрашивает Галла. В глазах у нее искорки смеха.
— В семь часов.
— А я без пяти семь! — возражает Галла.
— Галла… — Симоне хочется оставить название за собой.
— Не проси! — Глаза у Галлы большие, синие. Красивые глаза. Симона смотрит в них, любуется девушкой. Галла моложе всех в экспедиции, почти девочка. Название доставляет ей удовольствие. Галла даже краснеет, что приходится спорить с Симоной.
— Ладно, — уступает Симона. — В следующий раз…
— Уступлю! — Галла радостно трясет головой.
Симона готова выключить видео, но подходит Фаготин.
— Серенгу, — кивает Галле.
Галла кричит: — Виктор Андреевич!
В рамке появляется Виктор.
— Здравствуй, — приветствует его Геннадий. — Какие новости?
— Нормально, — отвечает Виктор. — Работаем.
— Я спрашиваю новости, — уточняет Геннадий.
— А… — Виктор перемещает рамку видео на тумбочку в углу комнаты. — Четыре вот такие призмы, — слышится его голос. — Одна величиной с бочку. В лесу.
— Дискутировали? — спрашивает Геннадий, показывая свою призму на столике у окна.
— Было, — отвечает Серенга.
— К чему пришли?
— Непонятные вещи.
— У тебя двое химиков, — напоминает Геннадий.
— Говорят, что стекло. Похоже на органическое.
— Искусственное?…
— Проводит электричество, как металл. Ребята еще возятся в лаборатории. Что будет интересное — сообщу.
— Сообщи.
Две-три недели прошли спокойно. Были найдены еще призмы, никто уже не удивлялся их прозрачности, месту находок — в ущельях и на равнинах.
Зато, как предвидел Фаготин, фантазия у картографов начала истощаться. Раньше, отметил Геннадий, чем следовало, — впереди полгода работы. Люди стали задумываться, повторяться, пришла апатия.
— Мыс Гаттерас, — предложил название Берни.
— Есть на Земле.
— Ну и что? — начинался спор. — Взяли же полуостров Рыбачий.
— И заменили.
— Да, заменили.
Однажды в такой вот час Симона сказала: — Реку в квадрате семьсот девять дробь девятьсот я назвала Аунауна.
Все повернули к ней лица.
— Аунауна, — повторила она.
— Ни на что не похоже, — запротестовал Игорь.
— Непохоже, — согласилась Симона. — Зато звучит.
— Ничего не звучит! — возразила Майя. — Аунауна…
— Не по-нашему как-то, — поднялся со своего места Самдар.
— Долго ты думала? — спросила Майя Симону.
— Думала… — неопределенно сказала Симона… — Не то что думала, звучит в ушах и звучит. Словно кто-то нашептывает.
— И у меня странные названия получаются, — вмешалась в разговор Иванна. — Я вот отдельно выписала: Зуулу, Роа…
К ней подошли.
— Зеее… — продолжала Иванна.
— Откуда ты их взяла?
— С потолка! — рассердилась Иванна. — Откуда мы все берем?
Тут же одумалась и сказала спокойно: — Сами появляются. Лезут в голову.
— Есть! — крикнул Берни, который за минуту до этого предлагал мысу название Гаттерас. — Мыс Моо!
— Ребята, и мне… — отозвался Василий Финн. — Какой-то гавайский язык: река Пееке…
У Берни уже стояло на карте: мыс Моо.
— Нет, хватит! — возразила Иванна и написала вдоль хребта, над которым сидела с полчаса: Зуулу.
Бросила карандаш: — Не могу!
— И я не могу! — Берни отодвинул прочь карту. — Наваждение!
— В уши так и дудит!..
Побросали карандаши. Происходило что-то странное, и все это чувствовали.
— Перерыв! — объявил Геннадий.
Когда все вышли на воздух, Геннадий запросил Северную.
В рамке стоял-Серенга, глаза его блестели от возбуждения.
— Что у вас? — спросил Геннадий.
— Паника, — ответил Серенга.
— С названиями?…
— С названиями.
Вечером разразилась гроза.
Грозы на планете бывали и раньше. Радовали обитателей станции: молнии, гром были как на Земле.
— Смотрите, смотрите! — вскрикивал кто-нибудь. — Какая резкая молния!
Ветвистый огонь обнимал небо, все вспыхивало синим или оранжевым.
— А вон шаровая!
— Еще, еще!..
Шаровые молнии появлялись в каждой грозе. Плыли над лесом, над станцией, вызывая общий восторг: — Чудо!..
Сейчас в воздухе кружились хороводы шаровых молний, гирлянды. Никто не кричал: «Смотрите!» В пляске шаров можно было увидеть закономерность. Появляясь из туч — гроза была сухой, ни капли дождя, — шары падали на здание станции, казалось, вот-вот коснутся крыш. Но крыш они не касались. Взмывали свечой, кружились цепочкой вокруг построек, даже перегоняли друг друга.
Обитатели станции толпились у окон. Удары грома сотрясали воздух и станцию. Ветвистые молнии были выше туч, били почти беспрерывно; сполохи белого и фиолетового огня проглядывали сквозь тучи, охватывая их с одного, с другого конца, словно грозя поджечь.
— Выключите свет! — распорядился Геннадий.
Электричество выключили. Тьма вошла в залу, сполохи бились за стеклами.
— Все вокруг станции… — сказал кто-то.
— Кажется.
— Нет, не кажется! Станция в центре грозы.