Перед скалами я даже не стал тормозить. Все равно проигрывал, теперь не было смысла осторожничать. Прошел все повороты на полной скорости, никогда не пролетал этак пролив с препятствиями. Но я был так зол, так зол на себя. Если бы ногу сломал, одно сказал бы: «Так тебе и надо!» Но на высокой скорости движения были точнее, да и голова работала в ином темпе. Не на шаг, не на два, на четыре шага вперед мозг рассчитывал все движения, как бы заранее расписывал график: левой-правой, мах — разворот — перескок. Рассчитывал и подавал команду в нужную долю секунды. Последний мах. Все. Простор.
Дяди Трои уже не было на привычной скале. Ушел. Перед финишной прямой подсказывать поздно. Осталось метров пятьсот до ленточки. Слышу нарастающий рев, выкрики, трещотки, чье-то отчаянное: «Ко-оля, давай, милый!» Чему они рады? Рады, что голубая ленинградская майка впереди? Да не в том же дело, дело в секундах. «Давай, Коля, давай, миленький!» А что я делаю? Я и даю.
Пригнулся, корпус несу параллельно, сам иду чуть не вприсядку. Зажимает-дыхание? Ничего. Кто же бережет силы на финише? Машут руками как мельница всем наставлениям вопреки.
Да кто же думает о наставлении на финише? Что, язык наружу, хочется дух перевести? Уже силенок нет, лентяй несчастный? А ну давай, давай нажимай, жми ручками-ножками, ножками-ручками…
Рокот голосов нарастает, всплеск… и вздох.
Урра! Уррарарара!
Все. Финишировал.
Еще толкнувшись раза два по инерции, медленно выпрямляю спину и разворачиваюсь лицом к берегу. Оглядываюсь не спеша.
Старательно размахивая руками, спешит к финишу следующая фигурка. Не клетчатая, желтая. И бакинец обогнал сюиссянина.
Мне кричали «ура», кидали цветы на воду, щелкали на пленку, корреспонденты совали микрофоны в лицо, а я думал только об одном: «Сколько же секунд? Сколько секунд?» И поскорей, поскорей удрал в раздевалку, сел в темный угол, ноги положил на скамью, качался, головой мотал, чтобы волнение унять.
Ах, не выложился. Есть еще силы, чтобы головой мотать зря.
Минуты через две дядя Троя откинул полу палатки. И ничего не надо было спрашивать, все было написано на его лице.
— Сколько, Трофим Иванович?
— Проиграли четыре секунды, — сказал он хрипло.
Я вздохнул тяжко. Сам виноват. Зачем держался за веревочку?
— Это я виноват, — сказал дядя Троя горестно. — Сбил тебя с толку. «Сюиссянин, космический мастер, приглядывайся, перенимай!» А он, заморский заморыш, еле до финиша дополз. Говорит: «Кислорода мало на вашей планете, полтора процента мне не хватает». Ну и бегал бы с кислородным баллоном. А на Сюиссе что? Какие результаты мы покажем на их кислороде!
Опять я вздохнул: «Мы покажем, я не покажу».
— И нечего киснуть, — сердито буркнул дядя Троя. — Не нос — закваска. Опусти в молоко, сразу творог будет. Финишировал ты великолепно, сделал больше, чем мог. Шутка: двадцать секунд отыграл на одном круге. Заслужил поездку на все сто процентов. Я подам протест… напишу, что в нашем забеге волна была больше.
— Дядя Троя, вы всегда говорили, что это не по-спортивному — протестовать.
— Ну не без того, не любят у нас протесты. Но на следующий год ты полетишь обязательно. Это я гарантирую. Ты настоящий боец с полновесной буквой Я.
ЭПИЛОГ
На Сюисс я так и не попал. Что можно гарантировать в спорте? Мяч круглый, как известно, катится в любую сторону.
Осенью я начал терять форму: плечи у меня раздались, грудная клетка развернулась, на подбородке появились волоски, наросли мускулы, кости стали тяжелеть без спросу. Я начал прибавлять килограммы, оседать на миллиметры… и терять секунды на километрах. Увы, гидробег — спорт пятнадцатилетних. Владельцы паспорта для гидробега — переростки.
При мне осталась заслуженная буква Р, и горькая буква О, и сердитое Я, но Т я терял — терял талантливое телосложение, подобное сюиссянскому. И почувствовал в полной мере то, что предсказывал дядя Троя: всю горечь отставки в 16 лет. Бывший герой бывшего сезона. Почетный ветеран, экс-чемпион, мальчишки смотрят на тебя уважительно на старте и снисходительно на финише. Обгоняют непочтительно.
Я пробовал перейти на коньки. Это родственный спорт, и разряд я получил без труда. Но все-таки в коньках иной счет таланта. У нас все решает вес, у них мускулатура. Лед твердый, он под коньками тает, но не проседает. Техника другая, требования другие. Меня не признали перспективным.
Для удовольствия хожу я на каток, секунды не считаю.
Тем более что за 8-м классом пошел 9-й, а там и 10-й. Пришла пора выбирать жизненный путь, и такой, где «чем старше, тем цена больше».
Надумал я идти в Литературный. Всегда тянулся к книге.