– Кроме всего прочего, - сказал Наумов, - существует врачебная этика (“Давай, давай, борись с самим собой, доказывай, что слова твои - сама истина, что человеколюбие и только человеколюбие руководит тобой, в то время как Зимин… что Зимин? Он ведь тоже, наверное, не для себя старается?…”) и принципы человеческой морали. Кто возьмет на себя ответственность за убийство людей даже во имя блага для всего человечества?! И кто в конце концов разрешит нам это сделать? Родственники пострадавших? Их любимые и любящие?… Да и не в них дело, поймите, мы не должны ставить на весы жизнь людей и даже самый бесценный материальный выигрыш - знание.
Наумов видел, что убеждает он прежде всего самого себя, и понимая это, не мог не чувствовать, что фальшивит, и эта фальшь, казалось ему, видна и остальным.
– Я не спорю, - негромко сказал Зимин. - Но в истории известны примеры, когда люди рисковали жизнью во имя гораздо менее значимых целей.
– Да, но они шли на это сами, - так же тихо сказал Чернышев, - ив этом их преимущество. За них никто не решал, не распоряжался их жизнью. По-моему, прав Наумов, мы не должны решать вопросы жизни и смерти, не спросив у тех, кто рискует жизнью. Но мы отвлеклись от основной проблемы - как лечить этих людей. Давайте оставим в стороне правовые вопросы дела и вернемся к медицине.
– Правильно, - поддержал академика один из специалистов в области излучений. - Мы собрались, чтобы обсудить методы их лечения, проблема чисто медицинская, и не надо привлекать в нее морально-этический кодекс.
Зимин хотел что-то сказать, но передумал.
Разговор перешел в русло медицины. Наумов больше не вмешивался в обсуждение предлагаемых методов лечения, хотя здесь присутствовали многие авторитеты в области изучения человеческого мозга. Он только командовал техникой кабинета, показывал палаты, записи, документы, а в голове стучала мысль: “Не все еще закончено в этом споре, не все аргументы исчерпаны. Зимин не остановится перед хрупкой, по его мнению, преградой этики. И к сожалению, он не одинок в своем мнении, - для только что выступавшего этот случай, вероятно, лишь повод для диссертации… Но самое страшное - я не чувствую себя противником Зимина. К тому же в любом случае способ лечения космонавтов небезопасен, и это плохо! Это главное, на что сделает упор сам Зимин и его сторонники, выйдя в высокие инстанции. А где найти контраргументы, я не знаю…” В то, что Зимин обратится в арбитраж более высокого ранга, в Академию медицины, а может быть, и в ВКС - Высший Координационный Совет Земли, Наумов не сомневался.
– Предстоит тяжелое объяснение в методсовете академии, - сказал Чернышев, когда совещание закончилось и кабинет опустел. - Но я с вами, Валентин, можете располагать моим голосом.
– Вы не со мной, - пробормотал Наумов. - Вы с ними. - Он мотнул головой в сторону включенного видеома, показывающего реанимационную.
–. А я понимаю Зимина, - сказал Старченко, выключая аппаратуру. - Юпитер изучается более ста лет, и сколько там погибло исследователей - уж наверняка не единицы. Сравните - за полтора века с грехом пополам определили наличие на Юпитере цивилизации, и появилась возможность за несколько минут раскрыть ее суть!
– Я его тоже понимаю, - с горечью сказал Наумов и вспомнил лицо Лидии Изотовой. - Скачок вперед, к новым вершинам знания, к великим открытиям… Если бы при этом не надо было перешагивать через такую “малость”, как жизнь двоих…
В холле Управления аварийно-спасательной службы Наумов несколько минут разбирался в указателях, нашел нужный лифт и вскоре уже стоял перед дверью в отдел безопасности космических исследований. Дверь раскрылась лепестками диафрагмы, и он вошел.
В кабинете начальника отдела находилось двое: сам Молчанов, невысокий, худощавый, спокойный, с серыми внимательными глазами, и академик Зимин.
– Ну что там, Валя? - спросил наконец Молчанов. - Что будем делать?
– А что надо делать? - удивился Наумов. - Если ты в курсе проблемы, то повторяться я не буду.
– В общих чертах ознакомлен, - Молчанов бросил взгляд на дверь, за которой скрылся Зимин. - Что и говорить, открытие цивилизации на Юпитере, на этом газовом шаре!… У меня и без того проблем хватало, а теперь вовсе вздохнуть некогда.
Наумов иронически усмехнулся.
Молчанов посмотрел ка него оценивающе.
– Что, жалоба не по адресу? Ты прав, у кого из нас нет забот… А что, Валя, Изотов и Пановский действительно восприняли информацию юпитериан? - внезапно спросил он.
– В том-то и проблема! Чтобы вылечить космонавтов, надо “стереть” чужую для них информацию, иного выхода попросту нет. Не существует!
– Понимаю. Ну а если, “стирая” эту информацию, одновременно записывать ее в память машины?
– “Стирать” и “стирать и записывать” - суть два разных метода, причем последний наверняка убьет людей.
– Убьет?
– Ну, не в физическом смысле, но мы просто рискуем стереть человеческое “я”, личность, что для пострадавших равносильно смертному приговору.