Фантастика 1982

Трижды в год на Лигейю обрушиваются ураганы, сметающие все на своем пути. Здесь не осталось бы ничего, любое из сооружений человеческих рук было бы опрокинуто, сдуто, сметено. Но проходит пора урагана, и вновь появляются деревья и трава, снова воздух рассекают птицы, нашедшие где-то убежище, из каких-то потайных нор выползают животные и греются в теплых солнечных лучах. Так неужели человек не нашел бы в таких условиях самого простого, но гениально простого решения? Да ведь сам он, размышляя о том, каково будет здесь работать землянам, решил задачу, причем даже двумя способами.

А испытание?

Действительно ли оно было необходимо для того, чтобы люди одной планеты протянули руку людям другой? Наверное, если б форпост был развернут на Лигейе чуть позже, все было бы по-другому. Но у НИХ была возможность испытать существо, появившееся у них дома неизвестно откуда и с неизвестными целями, и ОНИ испытали его, чтобы убедиться в том, что он храбр, добр, находчив. И пока все говорит о том, что он вел себя так, как ОНИ этого ждали от него. От чего это зависело?

От его подготовки, тренированности? Возможно. А Данилевский? Что ж, и он в конце концов решил бы, вероятно, задачу.

Человек должен был бы решить ее, пусть не с первой попытки, но с десятой, с сотой. Наверное, так будет всегда: чтобы подняться на следующую ступень, человек всегда должен будет прийти испытание, показать кому-то, и прежде всего самому себе, что он, человек, может все.

Маккиш ходил под прозрачным куполом форпоста. Теперь время тянулось медленно, а ему хотелось, чтобы оставшиеся минуты пронеслись мгновенно. И теперь он уже почти наверня.ка знал, что ему будет показано во время третьего сеанса испытания. И не ошибся.

Стены форпоста в назначенный час вновь растворились. Он снова стоял на песке без скафандра и смотрел, как на безжизненной и безлюдной до этого равнине один за другим поднимаются из-под земли странные решетчатые и ажурные сооружения, которые были, вероятно, домами, заводами, энергостанциями, уходящими с помощью каких-то специальных механизмов на время ураганов глубоко в недра планеты; он слушал, как наполняется воздух гулом голосов. Ему навстречу шли люди, шестипалые, в серебристо-голубых одеждах, делающие на ходу знаки приветствия: руки скрещиваются над головой и раскачиваются взад и вперед. И он тоже сделал такой же знак и пошел к ним.

Все, видение тут же кончилось, он снова был в форпосте, один.

Направляясь в шлюзовую, Маккиш улыбался. Вот сейчас произойдет то, чего никогда еще не было ни с одним человеком, но он не чувствовал волнения, ему просто было хорошо. Вот сейчас он наденет скафандр и выйдет на поверхность Лигейи. Минут через тридцать здесь, рядом с форпостом, опустится космокатер Степанова. Но еще до этого, должно быть, он, разведчик Маккиш, наяву увидит, как появляются на поверхности планеты дома Лигейи, наяву услышит, как воздух наполняется голосами людей Лигейи, и он пойдет им навстречу.

ВИКТОР ПОЛОЖИН ЧТО-ТО НЕЛАДНО…

Фантастическая повесть

“Устал”, - спокойно подумал Адам Сезар, когда ему показалось, что корабль клюнул носом. “Устал, устал”, - прикрыв веки и откинувшись в кресле, Сезар то ли пропел вслух, то ли бравурная мелодия пронеслась в его мозгу; он соединил ладони на затылке, напрягая все мышцы, сладко потянулся и сразу же расслабился, словно собирался зевнуть и уснуть.

“Глория” содрогнулась снова.

Какая-то нелепость, мотнул головой Сезар, это же не самолетик который клюет носом при пустячных неисправностях, будто конь спотыкается во время бега; такой дурацкий конь был у Ленгстонов: бежит-бежит, а потом вдруг останавливается - и ты летишь через голову, и смотришь на него уже снизу: стоит, расставив передние ноги, ушами прядет, а взгляд вовсе не конский, с придурью; кажется, сейчас спокойно спросит: ты разве упал? Так вот, когда в двигателе перебои и самолет, словно раненая птица,чначинает дергаться, проваливаться, ты весь собираешься, но не напрягаешься - нельзя закаменеть и притупить реакцию; становишься как электрический еж, и каждая иголка твоя пульсирует, будто жнлка на виске; тогда ты живешь, чувствуешь, что живешь, и хочешь жить, и должен посадить самолет. В космосе такое исключено, с показным сожалением вздохнул Сезар, в космосе, если судьба уж отворачивается, то и мизерной неисправности достаточно, чтобы о тебе никогда больше не услышали; здесь и не пытайся бороться со взбудораженной стихией, сиди и жди взрыва, ослепительное сияние, садиться некуда, с парашютом не выпрыгнешь. То, что мгновение назад подчинялось твоему мизинцу, теперь уже во власти глухого и черного пространства, этой сферической ямы, которую, видать, пронзили снаружи, с какого-то другого мира, тонкими иголками звезд.

А “Глория”, думал Адам Сезар, содрогаться не может, при ее весе, при ее скорости даже маленькой конвульсии не заметишь - сразу прощайся с жизнью.