Фантастика, 1983 год

Робот одолел его в логическом споре! Не дал себя запутать, вскрыл глубинную связь явлений и вышел победителем в том, в чем человек просто по складу своего ума не имеет себе равных - в подспудной логической связи, иначе называемой алогичностью. Но ведь робот не способен, не имеет права оперировать алогичными связями, на то он и робот, черт побери!

– Он уже надоел мне с этой любовью, - ехидно сказала Рита. - Когда все уходят, он названивает мне по видику и спрашивает, спрашивает, спрашивает… И что такое любовь, и что такое ненависть, и что такое жизнь, и зачем мы существуем, и чем отличаемся от людей, и другие нелепые вопросы. А потом сам все рассказывает, каждый раз по-новому, и читает мне книги, и не дает спать.

Евген и Михаил тоже подошли к ним. Близорукие глаза Михаила за толстыми линзами бегали по лицам, очевидно, он тоже начинал понимать, что происходит.

– А не объяснялся он тебе? - выпалил Евген, и Платон еле сдержался, чтобы не влепить этому сосунку по физиономии.

– Нет, но интересовался, могли бы мы полюбить друг друга.

– А ты как думаешь?

– Разумеется, нет. Андроиды не способны любить, а кроме того, мы качественно разные: он робот, а я кибер.

У Платона все плыло перед глазами. Голоса сквозь шум в ушах доходили искаженными, глухими, словно из далекого далека. Неужели этот олух не заткнется? Он протянул руку, чтобы одернуть Евгена, но не успел.

– Микки, но раз ты все знаешь, чего же ты от нас хочешь?

И робот ответил именно так, как боялся Платон.

– Я знаю, но не понимаю. Не могу уловить сути. А без этого мое знание рождает лишь новые и новые вопросы. Я знаю, что смысл жизни состоит из ограниченного количества констант, среди которых любовь одна из главных. Из-за нее греки развязали кровавую Троянскую войну. Пенелопа десять лет делала заведомо бесполезную работу, Ромео и Джульетта умерли. Любовь - это радость, это ликование души, она делает человека безмерно счастливым и несказанно добрым. И тем не менее изза нее люди отказывались от всего, что им давала жизнь, совершали тягчайшие преступления. Абеляр и Элоиза, Паоло и Франческа, Герасим и Муму… Что лежит в основе их поступков? Я знаю, что любят не только себе подобных или животных, но и вещи. Один симпатичный литературный герой завещал написать на своей могиле: “Он любил и страдал. Любил деньги и страдал от их недостатка…”

Платон взвыл и схватился за голову. Какой идиот подсунул этому жестяному чуду Ильфа и Петрова? А Евген хохотал.

Он повалился на пол и самозабвенно сучил ногами, перекатывался с боку на бок, надрывался, и кашлял, и вытирал слезы…

– Встать! - крикнул Платон, бледнея, и в лаборатории установилась нехорошая тишина. Евген медленно поднялся, осоловело хлопал ресницами и вдруг тоже побледнел: понял.

– Все за работу! Рита, вылей раствор, сегодня он не понадобится. - Ты, юморист, - ткнул он пальцем в Евгена, - выдели новые кислоты и поставь под облучение. С тобой, Миша, мы еще раз проверим расчеты…

Весь день Платон гонял людей и Риту, не давая им передышки. А вернее, гонял себя, чтобы все улеглось, устоялось…

Микки он не трогал, будто не замечал. И тот не вертелся, как обычно, под ногами, а забился потихоньку в уголок. Однако перед уходом Платон не запер его в лаборатории, как всегда, а разрешил расхаживать по коридорам и даже гулять в институтском саду. А выйдя на улицу, он вдруг остановился, замер на мгновение, страдальчески хмуря брови, и вдруг кинулся обратно. Микки в лаборатории уже не было, очевидно, отправился шататься, обрадовавшись свободе. Озираясь и чувствуя, что делает глупость, Платон сгреб все книжки, которые только увидел, в том числе и технические, и запер в сейфе. Но облегчения это не принесло.

Он шел домой с тем выражением лица, какое бывает у человека, изобретающего крем для ращения волос, а получившего взрывчатку. Вряд ли он сознавал, куда идет. Ноги сами вышагивали привычный путь, огибая встречных. Несколько раз его окликали знакомые, кто-то подошел и удивленно заглянул в лицо. Платон ни на что не реагировал. Перед его мысленным взором бушевал водопад - огромная масса воды, тугой и плотной, как резина, вздыбясь горбом, стремительно летела меж узких берегов. И вот уже выворачиваются камни и прыгают по стрежню, как мячики, обламываются берега, падают, беспомощно трепеща кронами, деревья, бушует слепая стихия, и нет силы, которая могла бы ее обуздать. Этот водопад - поток сознания, забивший вдруг в сложном переплетении магнитных ячеек и электронных связей искусственного мозга робота. Во что это может вылиться?

Платон затормозил, будто влетел в лужу с клеем, судорожно вздохнул и стиснул зубы, собирая разбегающиеся мысли.

Надо было сегодня, сейчас, немедленно понять, что же, собственно, произошло. Завтра, он чувствовал, могло быть поздно.