В прозрачной океанской воде “дождевиков” не было видно, но дно выглядело подводной пустыней - ни водорослей, ни живого существа. Только невдалеке от рифа биологи разглядели множество зубчатых предметов - это были зубы мясных “грибов”. Над ними сновали акулы.
– Хоть раз от вас какая-то польза людям, разбойницы, - проворчал Спилмэн.
Повернули к заливу. Пассат успел повымести остатки скоплений пыли и газа, и теперь слепило глаза предзакатное солнце. От его близости, казалось, вот-вот вспыхнет пламенем лес.
А в заливе еще продолжалась борьба. Закрывшись ладонью от солнца, Спилмэн бездумно смотрел, как в мутных бурунах, вскипавших над единственным уцелевшим “грибом”, вьются желто-черные рыбешки.
– Пираньи, - сказал он. - Тут наших пуль больше не потребуется.
Вертолет взял курс на бетонную полосу, под солнцем она, казалось, раскалилась докрасна.
Пролетели над одинокой сгорбленной фигурой Таппингера. Он стоял над обрывом у берега, неподвижно, как памятник сверчку.
ВИКТОР КАЧАЛИН И ЕСЛИ ЭТО ПОВТОРИТСЯ…
Поезд несся на юго-восток. За широким окном чернела бездонная непроглядная мгла, и я задернул крахмальную занавесочку. На столике подпрыгивал мой синий термос; наручные часы рядом с ним показывали половину одиннадцатого. Двое моих соседей по купе, севшие в Петрозаводске, видимо, туристы, смертельно устав, храпели на верхних полках. Третий - немолодой уже мужчина - сидел напротив, читая газету, по которой плясали голубые отсветы мощной лампы. Из тамбура доносился шелест шагов, сдержанное покашливание и глухие голоса, почти неслышные под дробный перестук тяжелых колес. Меня начала одолевать дремота. Минут через десять в поезде наполовину отключили верхний свет, и я совсем забылся сном. Внезапно захрустела газета, одновременно состав тряхнуло на повороте, и глаза мои открылись. Мужчина напротив, отложив газету, к которой он был прикован не менее часа, с интересом рассматривал меня. Лицо его сперва показалось самым обычным: круглый подбородок, прямой нос с чуть заметной горбинкой, загрубевшие от времени щеки. А вот веки… Длинные и гладкие, они почти всегда были опущены, и создавалось впечатление, что мужчина размышляет о чем-то, но на самом деле его умный и пристальный взор постоянно следил за всем происходящим и внимательно изучал меня. Заметив тягостность и неловкость положения, мужчина откинул со лба прядь русо-серых волос и шепотом спросил:
– Вы до Москвы?
– Да, - со вздохом ответил я.
– Значит, мы с вами попутчики до самого конца, - заключил мужчина, немного повысив хрипловатый голос. - Простите, что я вас отвлекаю, молодой человек, но позвольте задать вопрос: вы не в газете работаете? Не журналист, случайно?
– Нет.
– А едете не из Медвежьегорска?
– Верно, оттуда. У меня дядя работает там на деревообрабатывающем заводе. А сам он из Попова Порога родом, и мы ездили с ним туда.
Задумчивый попутчик вдруг оживился: - Из Попова Порога, говорите? На Сегозере? Оч-чень интересно!… Ну а как зовут вашего дядю? Не Вячеслав Сергеевич?
– Нет. - Я слегка усмехнулся и сделал отрицательный жест. - Ошиблись.
Незнакомец поник головой. Потом на мгновение погрузился в собственные мысли, пробормотал что-то вроде “Какое это имеет теперь значение?…” и искоса опять” поглядел вокруг.
– Понимаете, - с расстановкой произнес он, - однажды в моей жизни произошла престранная история. Самое интересное, что завершилась она только недавно, когда я уже и позабыл про нее. Быть может, вы послушаете все по порядку и какнибудь - хоть советом - поможете мне? Дело здесь большой важности… Впрочем, это лишь я так считаю…
– Постойте, неужели вы, старше по крайней мере на два десятка лет, думаете получить от меня дельный совет? - Слова эти вырвались нечаянно, и в следующую же секунду я отчаянно ругал себя.
– Дело не в возрасте, - ответил мужчина, помрачнев. - Просто молодые могут порою увидеть вещь с совершенно новой стороны… Поэтому вовсе не грех обратиться за помощью к ним. Разве все на этом свете решает исключительно жизненный опыт?…
– Вы правы, простите…
– Не стоит, не стоит. Так я начну?
– Да-да, я весь внимание…
– Произошло это давно, не меньше двадцати пяти лет назад, в шестьдесят пятом году, и был я чуть младше вас, исполнилось мне двадцать два года. В июле отправился я в Карелию. Как-никак, детство там провел… Для кого-то, конечно, лучшего отдыха, чем в Батуми или в Евпатории, нет, а меня больше тянут леса - суровые, северные… И озера… Ну да речь не о том. Совсем неожиданно повстречал я в Медвежьегорске своего cтаринного друга, Славку Горбовского. Еще в детстве мы с ним познакомились, когда жили оба в Поповом Пороге. Я вас потому так усердно и расспрашивал насчет дяди… Должно быть, и знавал я его…