Фантастика, 1985 год

Пахарь обвел глазами камеру. Какая-то мучительная мысль рождалась в его взгляде, и я вдруг ее понял.

– Это значит… - осторожно продолжил я, - что вы здесь… один?

Он в отчаянии повернулся ко мне:

– Да!… Раз для компьютера вы не существуете, я здесь один. Один! Но почему тогда ничего не происходит? Почему он не борется со мной?!! - Его голос сорвался на крик.

Нетрудно было представить, что переживал сейчас этот человек, столько времени считавший себя заложником компьютера. Между тем вот уже час он находился здесь как бы один, в полной власти компьютера, но программа эксперимента, на которую он убил столько сил, не работала. Ничего угрожающего не происходило! И я понимал, о чем он думает. Он мучительно боялся поверить, что две бесспорные катастрофы, в которые он попал на Нектаре и Мирре, - всего лишь естественные случайности, которых в Поясе полно. Здесь, на Амброзии, он уже час назад мог быть мертвым, но был живым. Поскольку компьютеры не знают милосердия, вновь напрашивалось ужасное подозрение: никакого научного открытия не существует, никакой программы “Истина” - “Любовь” - “Смерть” не было и нет, компьютер равнодушен к тому, кого должен был преследовать, а неприятности, которые произошли ранее, - просто жестокие совпадения или же игра нервов. Все стремительно переворачивалось вверх дном. Благородная драма идей, драма интеллекта и человеческой жизни грозила обернуться пустейшим, надуманным фарсом, трагический пафос - жиденьким смешком…

Я посмотрел на Пахаря. Он отвел глаза, и мне показалось, что маска отчаяния на его лице сменяется жгучим стыдом. Наверное, он чувствовал себя школьником, которого строгий учитель вернул с высот пылкого воображения к унылой реальности урока.

– Значит, что же… - краска медленно заливала его лицо, - я просто сумасшедший? Ничего нет?!!

Я неловко молчал, не зная, что сказать. Минута прошла в напряженной тишине. Я вдруг почувствовал, что хочу есть.

И тут заметил… заметил такое, отчего вся моя душа сжалась в тугой комок и застыла где-то под ребрами. Я протянул руку и положил ее Пахарю на плечо. Слова почему-то с трудом выходили из горла:

– Вы… вы талантливый ученый и хороший человек… Хотя и экстремист. Программа работает. Компьютер охотится за вами.

Он повернул ко мне безжизненное лицо: - Откуда вы знаете?

– Взгляните.

Вот что я заметил: стена с дверью, которую не удалось открыть, медленно, сантиметр за сантиметром надвигалась на нас. Это была явная, наглядная, бесспорная смерть - та, что и требовалась по эксперименту. Некоторое время мы смотрели на нее. Пожалуй, никогда еще я не чувствовал себя таким ничтожным. Две букашки в медленно сжимающейся руке бога…

Вдруг этот страдалец за людей Пояса с самым безумным видом схватил меня за рукав:

– А вы… как же вы… здесь?! За что?!

Но с меня уже было довольно всяческих драм.

– Мы выйдем отсюда, - ответил я, мысленно прикидывая толщину стены. - Да, выйдем. И ваша идея уже не будет тайной. Я все-таки верю, что выходцы с Земли как-нибудь справятся с ней. Наденьте шлем.

Он с недоумением повиновался.

– Встаньте в угол, прикройте меня. Будут брызги, - сказал я и вытащил бластер.

17

Эксперты, понаехавшие потом на Амброзию, установили: компьютер лишь слегка поднял температуру коллекторов, в которых хранилась белковая плазма, синтезированная Маном.

В плазме началось брожение, масса ее резко возросла, и стальные резервуары лопнули под натиском загустевшего студня. Это понадобилось компьютеру только для того, чтобы устроить на станции несколько ловушек и загнать в одну из них Пахаря.

Всех других людей компьютер изолировал, запер в отсеках, а в пустых помещениях включил режим консервации. Естественно, что тем из наших ребят, которые все-таки вырвались на волю, автоматический демонтаж помещений показался концом света. Это дало им повод для стрельбы, погонь и прочих ковбойских штучек. Хорошо еще, что ни у кого из них не было бомбы.