Фантастика 1985

Никогда еще мне не приходилось задаваться такими вопросами. Сейчас подобный вопрос был вполне реален. Большой вычислительный комплекс «Логос-дейта», ведавший всем, что автоматически двигалось, включалось и выключалось на Амброзии, мог, например, выкачать воздух из комнаты Мана. Правда, для этого надо было бы ее загерметизировать, а режим герметизации и изоляции — это аварийный режим, он включается с воем сирен. Смерть Мана наблюдала бы вся Амброзия…

Впрочем, что компьютеру до людских глаз? Он неподсуден и бежать не собирается. Я снова ловил себя на том, что непроизвольно переношу на математическую программу, уложенную где-то в недрах машинной памяти, психологию настоящего живого преступника. Конечно, думал я, ИНИКСу нет дела до нашей этики. Испытывать стыд или страх он тоже не умеет. Что же тогда мешает ему реализовать цель, поставленную Пахарем, прямо сейчас? Я снова и снова перебирал в уме пути, которые ИНИКС мог использовать. Если отбросить всякую этику и рассуждать предельно холодно, по-машинному, — этих способов уже сейчас, ночью, было немало. Компьютер мог, например, включить режим консервации, и тогда все, что понастроили люди на Амброзии, начнет автоматически сворачиваться, сплющиваться, компактно складываться в гармошку, стремясь занять наименьший объем. На каждом астероиде такая возможность предусмотрена, так что компьютер может хоть сейчас в считанные минуты раздавить свою жертву между полом и потолком.

Я похолодел, представив себе эту процедуру, и в отчаянии заметался по комнате. Пусть, пусть, думал я, потолок начнет медленно опускаться на Мана — мы успеем к нему ворваться; хуже всего вот это бессильное ожидание. Меня пугала неторопливость компьютера; в ней было нечто величественное и непостижимое. Что, если компьютер просто «размышляет», как быть с нами? Все, что идет по каналам связи, в том числе и секретным, ему известно; мы же в своих разговорах даже не подумали зашифровать фамилию Мана. Значит, наши цели ИНИКСу хорошо известны, а всякая кибернетическая система стремится выполнить задачу оптимально, с наименьшими затратами. ИНИКС, несомненно, уже смоделировал и рассчитал десятки вариантов нашего поведения; в ответ на любые наши. действия у него, конечно, уже намечены контрмеры, и вообще он знает о нас сейчас гораздо больше, чем мы сами. Телеобъективы, вмонтированные во все помещения отеля и биостанции, доносят до местного компьютера, а значит, и до ИНИКСа, каждый наш шаг; скрыться же от этого всевидящего ока можно, лишь выйдя на поверхность Амброзии…

И тут новая догадка блеснула перед мной: я могу исчезнуть, перестав существовать как человек! Всякого, кто появляется на астероиде, компьютер запоминает — по лицу и по визитной карточке, которую положено сдавать в информационный центр. Но что значит для машины «запомнить»? Это значит — зафиксировать информацию о данном объекте. Однако всякую информацию можно изъять, стереть! Если уничтожить все, что знает обо мне местный компьютер, он просто не поймет, кто перед ним! Он даже не отличит меня от неживого существа!.. В его глупых машинных глазах я буду выглядеть как кукла, движущийся предмет, о котором ничего нельзя сказать, кроме того, что он похож на человека… Робот! Робот-уборщик!

Вот кем я буду в сознании компьютера…

Было два часа ночи, когда я примчался из отеля на терминальную станцию: Именно отсюда, с главного терминала, начиналось любое общение с местным компьютером «Логос-дейта», здесь происходил ввод и вывод информации из его памяти.

В пустынном зале у пульта дремал молодой негр. «Начальник смены Т. Баркер» — значилось на его нагрудном жетоне.

— Комиссар, — представился я и показал свой значок. — Необходимо срочно изъять все, что касается меня, из памяти компьютера.

Баркер оказался проворным парнем. Через несколько минут все сведения обо мне исчезли из машинной памяти, и я с точки зрения компьютера превратился неизвестно во что. К сожалению, я не мог исчезнуть совсем — телеобъективы, озирающие каждый квадратный метр Амброзии, показывали «Логосу», что я существую. Но все-таки в сознании его я был теперь предметом хотя и движущимся, но неодушевленным.