Фантастика 1985

Это тем более легко сделать, что для них «быть» — так и означало «быть», то есть было абсолютно простым, нерасчленимым внутри себя действием. Поэтому «быть» или «не быть» означало для них абсолютно одно и то же, это были просто два различаемых состояния, которые мы условно называли жизнью и смертью членов коллектива.

Существо считалось живым Б данный момент времени, если по меньшей мере три из соседствующих с ним клеток координатной плоскости были заняты такими же существами. В противном случае оно считалось мертвым и выбывало из игры.

У оставшихся в живых изменяли координаты, и мы снова проверяли, кто выживет после такого абстрактного путешествия.

Естественно, что преимущество имели в этих условиях те, кто находился в скоплении себе подобных, кто образовывал «коллектив». Разрозненные существа погибали очень быстро, если только после очередного путешествия их не прибивало к «коллективу».

Не буду говорить ни о формулах, по которым высчитывались новые координаты, ни о различных побочных моделирующих механизмах вроде зоны размножения, ни о других многочисленных и тонких нюансах.

Все это были весьма интересные электронно-вычислительные игры, но, конечно, вселенная координатной плоскости с прыгающими по ней точками была восхитительно, невероятно примитивна. В ней можно было только существовать или не существовать. А существование заключалось только в том, чтобы в каждый новый момент времени проверять, существуешь ты еще или нет.

Обвинять нас в элементарности наших моделей, конечно, не приходилось. Как я уже говорил, дело это было новое, с чего-то надо же было начинать. Вот мы и начинали с наших двухдейственных существ, надеясь, что со временем, встраивая в их вселенную различные усложняющие обстоятельства, можно будет моделировать реальные процессы, характеризующие реальные биологические коллективы. Хотя бы простейшие коллективы, например, образование и эволюцию муравейника.

О моделировании образования коллективов высших животных и тем более разумных существ никто пока и не заговаривал.

Вот эти-то модели Егорыч и стал с недавних пор называть крестиками-ноликами, хотя его собственный вклад в них был, как я уже говорил, немалым. Скорее уж, правда, они напоминали известную игру «морской бой», но дело, понятно, не в словах.

Все знали, что хотел сказать Егорыч, но что он мог предложить взамен? Этого не понимал никто. Я не был исключением и тоже не понимал этого. Правда, я понимал другое: Егорыч не пустой критикан, ему вовсе не нужна дешевая популярность на манер той, которую охрипшими голосами завоевывают витии в курилках Ленинской библиотеки. Он критиковал — значит, чувствовал, что существует другой путь. Но он не говорил ничего об этом другом пути. Значит… значит, он не уверен в нем, не уверен в его реальности.

Мои стройные умозаключения были прерваны шорохом за спиной. Я обернулся и увидел, что, положив локти на перила террасы, к нам заглядывает пацан. Встретившись со мной глазами, он вроде бы в чем-то засомневался, но потом все-таки, переводя взгляд с меня на Егорыча, сказал:

— Дядя Саш, я там был.

— А, Тимур, — сказал Егорыч, увидев пацана, — ну что, передал все, как я сказал?

— Да, дядя Саша. Все нормально.

— Ну вот, спасибо. Молодец.

— Я побегу, дядя Саша, а то мне там надо… — И Тимур сделал неопределенное движение в сторону моря.

— Ну давай, давай, — сказал, усмехаясь, Егорыч.

— Приезжайте к нам, дядя Саша, приезжайте к нам еще. На будущий год приедете? — спрашивал Тимур, а сам был уже весь как спринтер, приготовившийся к забегу, весь напряженный и собранный и не срывающийся с колодок только из-за боязни фальстарта.

— Обязательно приеду, Тимур, обязательно. Ну, прощай. Беги куда тебе надо, а то опоздаешь. — И не успел Егорыч договорить это, а Тимур, как говорится, уж был таков.

— Что это у тебя за дела здесь, Александр Егорович, с местной пионерской организацией? — спросил я Егорыча, как только снова остался наедине с его безмятежностью.

— А это вовсе и не местная пионерская организация, а просто Тимур, — ответил он. — И между прочим, отличный парень, если хочешь знать. — Потом, помолчав с полминуты, добавил: — А посылал я его на почту. Надо же было с Москвой списаться. Вот я и написал Лебедеву, что выезжаю завтра.

— Как говорится, подробности письмом, — вставил я.

— АН и не письмом как раз, — ответил Егорыч и, указывая на свою толстую тетрадь для записей, хохотнул: — Я, брат, недаром в связи служил. Всей технике предпочитаю нарочного. Вот завтра в Москву поедем, ну заодно и как курьеры, вот эти мои подробности и отвезем.

— Да уж я вижу, Александр Егорыч, — сказал я, — что вы про службу не забываете. Прямо как на К.П здесь устроились, вестовых только посылаете.

— А это я потому, — сказал Егорыч, — Тимура, то есть, послал, что мне нельзя сейчас из дому отлучаться. Инкубационный период я тут проходил.