Фантастика 1987

— А абсолютное знание? — вспомнил я.

— Мы знаем все.

— Как это — все? — спросил я. И удивился: — А я могу знать все?

— Человек, ты уже стремишься вперед.

— Могу?… — настаивал я.

Последовала пауза.

И тогда я сказал: — Хочу!

— Лучше, — последовал ответ, — если у тебя не будет абсолютного знания. У человечества тоже.

— Почему?

— Потому, что вам нужен процесс добывания знания, нужна жизнь.

— Разве это не одно и то же?

— Да. Если вам дать абсолютное знание, вам нечего будет делать на Земле. Незачем жить.

— Но я хочу! — вернулся я настойчиво к своему.

— Младенец, — оборвали меня.

— Не будем говорить о человечестве, — сказал я. — Но хотя бы одному вы можете дать абсолютное знание?

— Думаешь, это игрушка?…

— Дайте!

— Что ж, возьми!..

Словно освежающей губкой провели по моему разгоряченному лицу, сняли пелену с глаз.

Обновились чувства, углубилась память, горизонт словно отпрянул в неизмеримую даль.

Я увидел свою формулу о переходе времени в вакуум. Увидел сверхзвуковые аэропланы, звездные корабли. Ответ на любой вопрос приходил сам собой, да и вопросов у меня не было — только ответы. Знал, когда умрет королева Виктория и когда придет к власти президент Франклин Делано Рузвельт, когда он подпишет проект «Манхэттен». Знал Хиросиму, атолл Эниветок, русское слово «спутник» и американское «Шаттл». Но главное и, пожалуй, страшное — страх я почувствовал точно, — что ко всему этому я отнесся безразлично, без интереса, будет — и ладно.

— Вот так во всем, — донеслись до меня слова, — мы перебираем знания, как монах четки, — все для нас застыло, замерло, все в одной форме. Но мы ждем новой жизни, чтобы вместе с ней начать все заново. Каждая эпоха оставит в копилке Земли свое: Палеозой — нефть, Мезозой — уголь, Кайнозой — теплую кровь, мы оставим мысль.

Я между тем видел свою дорогу назад и крушение Машины, техника ведь изнашивается. Свою остановку здесь, в олигоцене, и этот шалаш и знал, что буду умирать в шалаше. И вы придете, доктор Дэвис и профессор Прайс, за сорок минут до моей кончины. И вот я умираю, и абсолютное знание не поможет мне, и не нужно мне. И вам тоже не нужно, к примеру, вам, доктор Дэвис, зачем вам знать, что вы умрете… в 2079 году?

Дэвис содрогнулся, глянул на Путешественника — не сходит ли он с ума.

— И человечеству тоже, — продолжал Путешественник. — Зачем ему знать, какие оно пройдет катастрофы Армагеддоны и эпидемии?…

Дэвис поглядел на часы. Было без четверти двенадцать. Его утомил рассказ и испугал, а если говорить чистосердечно, то он думал: к чему эта поездка, зачем Машина?

— Может быть, вам что-нибудь нужно? — спросил профессор Прайс.

— Нет, ничего, — ответил умирающий. — Все тлен и прах.

От этих слов стало зябко и Прайсу, и Дэвису.

Наступило молчание.

— Как вы сумели просигналить SOS? — спросил Прайс у Путешественника.

— Абсолютное знание, — ответил Путешественник. — Из останков Машины я взял несколько проводков, сконструировал передатчик. Да вот он. — Он нашарил под изголовьем причудливо переплетенную проволочку, показал исследователям. — Энергией послужило атмосферное электричество.

Говорить было не о чем. Стрелка упрямо двигалась к двенадцати. Путешественник закрыл глаза, дыхание его стало прерывистым.

Каждый вздох мог оказаться последним.

Дэвис, ощущая в себе внутренний холод, спросил: — 2079 год — это шутка?

— А мой год? — тоже с внутренней дрожью, перебивая Дэвиса, задал вопрос Прайс.

— Вот видите… — не открывая глаз, Путешественник сделал попытку улыбнуться. Из-за слабости это ему не удавалось. — Не ездите в Архей.

И последними его словами было: — Абсолютное знание вам не нужно…

* * *

ГЕОРГИЙ ГУРЕВИЧ ТАЛАНТЫ ПО ТРЕБОВАНИЮ

Шеф сказал:

— Гурий, для тебя особое задание. Итанты нынче в моде, мы на острие эпохи. К нам идут толпы молодых людей, не совсем представляя, на что они идут. Надо рассказать им о нашем деле все, спокойно и объективно, без восклицательных знаков.

Я воспротивился:

— Почему именно я? Есть Линкольн, есть Ли Сын, есть Венера, у нее одной разговорчивости на четверых. Пришлите к ней корреспондентов, она за вечер надиктует им целую книгу.

— Гурий, не пойдет, — сказал шеф твердо. — Я всех вас знаю не первый день. Венера наговорит с три короба, нужного и ненужного, а Линкольн и Ли Сын будут отнекиваться: «Ах, ничего особенного. Ах, работа, везде работа. Ах, каждый на нашем месте». Мне не нужны каждые, нужны понимающие, что в жизни за все надо платить, час за час, за час блага час труда. Так вот, будь добр, возьми сам диктофон и представь себе, что ты рассказываешь свою биографию, мне… или даже наблюдающему врачу, не скрывая ничего, ни радостного, ни горестного, все с самого начала, точно, объективно, спокойно и откровенно.

Шеф поперхнулся.

— Ладно, и о ней говори, — решился он. — Только переименуй. Назови как-нибудь иначе: Машей, Дашей, Сашей, Пашей, как угодно… Ну что ж, если нужно для дела… Если нужно точно, объективно, спокойно и откровенно… Пиши, диктофон!

Все-таки случай играет большущую роль в нашей жизни. Когда та странная девочка появилась в классе, не знал я, что решилась моя судьба.