Фантастика 1988-1989

Пробить эту почти трехсотлетнюю стену научной косности в одиночку Сергей не смог, как ни старался. Расплачиваться за дерзость пришлось расставанием с альма-матер, к слову сказать, давшей Сергею очень много. Диссертация была сделана, в целом сочтена интересной и рекомендована к доработке. На том дело и кончилось. Сергей прочно выпал из графика защит, а житейская неустроенность (надо было как-то жить) одолевала.

И тут произошло событие, внезапно заставившее Сергея по-новому посмотреть и на себя, и на Лизу, и на свою работу.

В комнатке у Лизы (она жила в коммуналке) была масса всяческих картин, рисунков, масок, эскизов декораций. Оказалось: предки ее кочевали по России с бродячим театром, причем театром кукольным и драматическим одновременно. Были они итальянцами. Жили в России чуть ли не со времен Алексея Михайловича, а может, и раньше. Откуда и когда приехали — в точности никто не знал. Но вот что поразительно: куда бы их ни заносила судьба, повсюду они возили с собой старинную, ветхую и почти истершуюся от времени гравюру с портретом молодого человека и упорно считали, что это молодой Леонардо. У этой актерской семьи была приобретена в Астрахани в XIX веке замечательная «Мадонна Бенуа». С гравюрой же они не расставались, как ни трепала их нужда. Впрочем, заглядывали к ним искусствоведы, смотрели гравюру, ничего в ней особенного не нашли: во-первых, копия с оригинала, любительская, во-вторых, кто там на ней изображен — неизвестно. На том и заглохло. Но гравюра — ладно. Сергей увидел в комнатке Лизы портрет женщины поразительной красоты. Представьте, если можете, огромные печальные глаза, высоченная прическа наподобие гейнсборовской герцогини де Бофор и глубочайший синий с золотом фон вокруг.

У Сергея фазу упало сердце: Рокотов! Кто же еще так мог?

Стал расспрашивать Лизу. Ну, уж тут целый роман. Была такая модная актриса из крепостного театра, между прочим, итальянка, муж у нее была крепостным актером. Слава о ней гремела по всей России. Играла она в прадедушкиных классических трагедиях так, что зрители только что не на золотых коврах ее в театр вносили и выносили. Но — суров восемнадцатый век: барин заставил мужа ее зимой на медвежьей охоте Расина играть! А тот возьми и умри на другой день. Впрочем, так оно, видать, и было задумано, чтобы муж от простуды сгорел, а барин фазу же сделал интересное предложение итальянке и получил — нет. Итальянка бушевала добрых три часа, обвинив барина в преднамеренном убийстве, в покушении на ее честь, в бессовестном обращении с актерами, да во всех смертных грехах фазу. Барин слушал-слушал, а потом велел слугам своим замуровать бунташную актерку в холодном подземелье — была такая барская забава с непокорными.

И умереть бы ей страшной смертью, если бы не сосед — помещик, большой оригинал и чудак. Он эту итальянку спас, отбил у барских слуг и увез в Питер — просить защиты у императора. Там он ее и похоронил да и правду сказать: кто ж такое вынести сможет? Говорят, убивался и страдал необыкновенно. А вернулся — от всего его замка один флигель только полуразрушенный и полусгоревший. Говорили, молния ударила в мастерскую, где занимался он физическими опытами. Фамилия его была, кажется…

— Косминский, — тихо подсказал Сергей, и Лиза удивленно кивнула.

— А портрет этот, — закончила она свой рассказ, — написан был уж после смерти итальянки, одним знакомым художником, большим поклонником ее драматического таланта.

— А ты? — спросил неожиданно Сергей.

— А я приехала сюда в Москву к тетке из провинции, издалека, из Астрахани, здесь и осталась. Я ведь одна, сирота. Родители бродяжили с театрами, им было не до меня, с, бабушкой выросла. А потом в детском доме жила. Так и школу закончила. Там и тетка меня отыскала. Вот и все.

— Ну а итальянка эта, она тебе кто?

— Да как же, эта итальянка и Косминский — мои прямые, хотя и дальние, предки. Это мне тетка все и рассказала, с ее слов об этом и знаю. Тетка, помню, уговаривала ни за что не идти в театральный. Сама-то она геологом всю жизнь проработала. Меня уже потом разыскала. Она одинокая была. А я и не думала в театральный. Зачем это мне?