Фантастика 1988-1989

А ведь весной кто-то говорил о маленьких человечках — будто видел их на тополях. Тогда пускали в луже у забора новую Димкину яхту, ну и заговорили, что хорошо бы на нее экипаж; и кто-то сказал, что видел человечков на тополе. Не поверили — то есть не то чтобы не поверили, а решили, что выдумывает для интереса. Кто же это говорил?..

— Я еще пойду на улицу, — сказал Мишка. Меч он спрятал в ящик стола — не стоит брать с собой, потеряется.

— Только не допоздна, — сказала мать.

— Ладно, ма.

Не было смысла искать на тех деревьях, что около дома. Если лезть, то на те, которые в глубине двора, у каменного двухэтажного сарая, где раньше держали дрова, а теперь, когда в дом провели отопление, — всякое барахло. Попробовать на этот? Сучья высоко… Мишка притащил от сарая доску, приставил к стволу — держится. Ну и занозистая, черт! По доске он добрался до нижних сучьев, подтянулся и оказался на дереве. Дальше легче, дальше по сучьям — как по лестнице. Здесь был свой мир, зеленый, воздушный, ажурный. Отсюда, от ствола, тополь выглядел совсем не так, как с земли, со стороны, этого даже не объяснить, но только был момент, когда Мишка почувствовал, что может не спускаться, может остаться здесь, остаться и жить… Никого он, конечно, не нашел. Дупла были, и много, но узкие и глубокие, и, как Мишка ни заглядывал, как ни светил фонариком, так ничего и не увидел. Руку тоже просунуть нельзя было, ход шел узкий и извилистый, рука так не гнулась. Потом он увидел сквозь листья, как по галерее второго этажа сарая прошел Филька, за ним еще кто-то, потом еще — трудно было разобрать сверху, кто именно, несколько ребят прошли а потом прошел Козел со стеклянной банкой в руках. Мишка, торопясь, стал спускаться. Козла он не любил и побаивался, но все же…

В сарае было светло, горела электрическая лампочка, и все стояли, окружив большую ржавую железную бочку, и смотрели в нее. Стараясь держаться незаметно, Мишка подошел к бочке и заглянул через край.

Лампочка висела прямо над бочкой, и весь свет падал прямо в нее. На дне бочки был насыпан песок и набросаны камни и сучья. И на одном сучке, как на бревне, сидели, опираясь спинами о стенку бочки, два маленьких человечка. Два настоящих человечка, с белку размером. Оба были одеты в синие штаны и черные куртки. У одного на голове была шляпа.

— А у лили-лилипутика ручки меньше лю-ти-ка! — пропел Филька. — Ловите! — и он, перегнувшись, через край бочки, сронил с ладони под ноги человечков заточенную велосипедную спицу и выструганный из щепки меч. Человечки шевельнулись, но не встали со своих мест и голов не подняли.

— Не будут они сражаться, — сказал кто-то.

— Гордые, — презрительно сказал Козел. — Ну, мы вас расшевелим. Ап!

Он опрокинул свою банку над бочкой, и из банки на песок плашмя шлепнулась крыса! Человечки вскочили. Один быстро схватил спицу, ладонью проверил острие и взял ее наперевес, как пику. Второй взял меч. Рукоять меча была остругана скверно, пальцы ее не обхватывали.

Крыса шевельнулась, приподнялась, шмыгнула к стене и там замерла. Усики ее шевелились..

— Два дня не кормил, — сказал Козел. — Как уехал, так и…

Крыса, прижимаясь к стене, двинулась по направлению к человечкам. Тот, что со спицей, сделал шаг вперед — так, чтобы прикрывать своего почти безоружного товарища. А тот, подняв меч над головой, закричал:

— Это же подделка! Люди вы или не люди? Это же подделка!!!

— Убери крысу! — закричал Мишка и бросился на Козла. Что-то темное вдруг поднялось в нем, подкатило к горлу и глазам, и он уже не видел Козла, а только огромную ненавистную рожу, а под рожей — голубое пульсирующее горло, в которое нужно вцепиться и не отпускать… Он не достал Козла — тот поспешно отскочил назад и два раза ударил Мишку кулаком в губы. Мишка упал, но тут же вскочил, бросился — ему поставили подножку и стали пинать ногами. Он опять вскочил, повалил кого-то, кого-то отшвырнул, ухватился за край бочки, но опрокинуть ее не смог, бочка устояла; Мишку оторвали от нее и пинками и кулаками выбросили за дверь. Позвать, понял Мишка, кого-нибудь позвать! Отца!

— Зуб выбили! — закричала мать, увидев Мишку такого — в крови и грязи. — Больше на улицу не пойдешь!

Мишка молча пробежал мимо нее в комнату. Отец сидел за столом и печатал на машинке.

— Папка, пойдем скорее, — заговорил Мишка быстро, — папка, она их загрызет, скорей пойдем. У них мечи поотобрали, понимаешь, — и дали Деревянный…

— Миша, ты же видишь — я работаю, — сказал отец. — Мы же договаривались с тобой. И вообще — с кем это ты дрался?

— Папка, это же неважно, ну скорее, их еще можно успеть спасти!

— Кого — их?

— Маленьких человечков!

Отец, уже начавший было подниматься со стула, снова сел.

— Сын, ты бредишь. Ну подумай сам, ты же уже большой — какие могут быть маленькие человечки?

— Настоящие человечки, а они пустили к ним крысу, а меч у меня в столе лежит, ты понимаешь?

— Скажи лучше, кто тебе губу так разбил. Дай-ка посмотрю…

— Папка! Поздно будет, не успеем!

Мишка бросился в свою комнату, схватил меч и вернулся: