До наступления вечера Тоник успел извести Петухова вконец. Сначала тому пришлось готовить ему завтрак — непременно сладкие хлопья с молоком. Молока в доме не оказалось (равно как и хлопьев), и Петухову потребовалось вновь бежать в соседний магазин, ругаясь и постанывая от нарастающей боли в затылке, которая, однако, сразу же прошла, едва он вернулся домой.
Едой, однако, дело не закончилось. Поев холодного и мерзкого на вид месива, Тоник простудился и охрип. Петухов было обрадовался наступившей тишине, но теперь ему пришлось бежать в аптеку за лекарствами, лепить горчичники на желтый мех и после отдирать присохшие бумажки. Визгу было — не оберешься, невидимые оплеухи следовали одна за другой, Петухов раз за разом оказывался на полу. Наконец захворавшего Тоника удалось угнездить на диване, замотать в мохеровый шарф, напоить чаем с медом и лимоном, и все успокоилось. Чай Тоник пил через соломинку, время от времени громко булькал и при этом идиотски хихикал.
На обед пришлось потратиться, зажарить курицу и открыть заначенную банку сгущенки. Тоник перемазался сгущенкой от ушей до хвоста, но мыться отказался наотрез, заляпал всю квартиру липкими следами и только потом, уступая долгим уговорам, согласился вымыть в ванне лапы. Куда и свалился, когда затеял пускать кораблики из мыльницы. Петухов прибежал на визг из кухни, перепуганный, с полотенцем на шее, вытащил барахтающегося Тоника и долго сушил его феном. Тоник вертелся и корчил рожи своему отражению в зеркале, сломал расческу, а когда Петухов в сердцах таки шлепнул его, чтоб тот стоял спокойно, расхныкался, и Петухов огреб еще одну затрещину. Шерсть на Тонике распушилась, и он как будто увеличился в размерах, на остреньких ушах образовались кисточки.
После этого он включил телевизор и долго щелкал пультом, перескакивая с канала на канал. Всплакнул над чувствами в бразильском сериале, посмотрел футбол и новости и наконец застрял на диснеевских мультяшках, которые Петухов терпеть не выносил. Впрочем, это было все же лучше, чем если бы Тоник путался где-нибудь под ногами и надоедал расспросами и глупыми просьбами.
На ужин Тоник потребовал жареную рыбу и арбуз. Петухову пришлось напрячь все свои кулинарные способности, поскольку рыбу он последний раз жарил года три тому назад, на природе и, что называется, «под градусом». Но вопреки ожиданиям получилось очень даже сносно, а арбуз оказался красным и сладким. Кстати, за арбузом тоже пришлось бежать на улицу, торговые ларьки уже закрывались, и Петухов едва нашел один работающий, прежде чем головная боль успела свести его в гроб.
— Ты хотя бы заранее заказывай, чего хочешь, чтоб я зря потом не бегал, — посетовал он.
— Откуда же я могу утром знать, чего я вечером захочу? — вполне натурально удивился Тоник.
Петухов не нашелся, что на это возразить.
Ночью Тоник слез с дивана, пробрался на запертый балкон и принялся там выть. Квартира выстудилась. Петухов проснулся весь в холодном поту и долго не мог сообразить, что это за звуки и что вообще происходит. Потом вспомнил, замотался в одеяло и поплелся выяснять. Оказалось, сегодня полнолуние, а Тоник этого никак не переносит, поскольку страшно боится быть один. Петухов поколебался, потом все-таки решил взять его с собой в кровать. Тоник долго возился — то устраивался под одеялом, то на одеяле, то в пододеяльнике, сворачивался на подушке, ерзал, выпускал коготки и сопел Петухову в ухо. Ладно хоть пахло от него не больше, чем от кошки. Кошку Петухов держал когда-то, и ощущения были в общем похожие.
Утром была катастрофа: сказался вчерашний арбуз. Проклятая зверюшка не успела вовремя проснуться, чтобы добежать до туалета, и в кровати сделался потоп. Петухов, чертыхаясь, долго елозил тряпкой, запихал испачканные простыни в стиральную машину, а Тоника — под душ, потом позвонил на работу и попросил отгул. Тоник за это время ухитрился облить из душевой воронки стены, пол и потолок, после чего пришли соседи снизу и закатили скандал по поводу затопленной ванной… В общем, забот Петухову хватило.
Он смотался до ларька, где его угораздило купить злосчастную бутылку, но вчерашнего кавказца-продавца в нем уже не было. Вместо него сидел амбал из местных — вполне типичная рязанская рожа; на все претензии он лишь требовал предъявить чек, бутылку с пробкой не признал, Тоника послал подальше, а Петухову посоветовал сходить к невропатологу. На том и распрощались.
Робкие попытки выяснить у Тоника, куда девался Джинн, также успеха не возымели. Тот или не знал, или мастерски придуривался, что не знает. К исходу дня Петухов обнаружил, что его кошель изрядно похудел, нервы на пределе, а квартира входит в аварийное состояние, и совсем приуныл.
«Ексель-моксель, — думал он, — да что ж это такое! Послал же бог на мою голову… Должно же все это когда-нибудь кончиться!»