Одно из самых сильных мест романа — начало облавы, описанное в предпоследней главе. По городу расставлены специальные приборы, которые в медицине используются для тестирования космонавтов. Они должны фиксировать интенсивную работу мозга в «продвинутом» режиме (изгои называют свою способность «грокфис», а уполномоченный пишет просто «альфа-частота 157,5»). В местах массового скопления людей они работают с вероятностью 28 %. И вроде бы ничего еще не успело произойти — автор рассказывает про прибор, про техническую подготовку операции, но при этом мастерски нагнетается тяжелая и мрачная атмосфера, наслаиваются один на другой образы разных эпох: проверки документов у лиц кавказской национальности, Холокост, Варфоломеевская ночь, большевистский террор… Все это кристаллизуется в метафорический инвариант отношений во власти — они-то и являются главной темой романа.
«Муть-28» описывает простую технологию: доступ к аудитории шарлатаны превращают в организационный ресурс, который затем конвертируется во власть. Трудно не согласиться с выводом Олежкина о том, что формирование групповой идентичности на основе невнятных мифов, легенд и невесть откуда взявшихся традиций представляет собой рецидив фашистской политической культуры (см. эпилог).
Фантастика прошлого, желавшая быть научной, имела дело с индустриальными технологиями обработки материалов. Но сегодня ведущую роль играют информационные и социальные технологии обработки сознания. Современная НФ, чутко реагируя на новшества, подхватывает эту тему.
КВАДРАТУРА ЖЕЛЕЗНОГО КРУГА
Выпустив роман Алексея Бурьянова «Из Железного Круга», издательство «Новая Космогония» не прогадало. И любителям крутого сюжета, и ценителям приключений духа достанется по кусочку шоколадки. Слишком удобный жанр избрал Бурьянов. Мистический триллер, написанный более или менее мастеровитой рукой, с легкостью увлечет читателя, переместит на несколько часов из первичной реальности в иллюзорную, и причиной тому — общие свойства жанра. Эффект сопереживания гарантирован, ибо сюжет мистических триллеров обычно строится так, чтобы читателю было с кем из героев себя отождествить, а убедительные декорации этому весьма способствуют, поскольку действие большей частью происходит «здесь и сейчас». Все узнаваемо, все привычно, хотя и так фантастично… Короче, довольны могут быть все заинтересованные лица — и читатель, и издатель, и, видимо, даже автор.
Другой вопрос: а возможно ли в рамках жанра нечто большее? Может ли мистический триллер, не теряя массового читателя, подняться до истинных литературных высот, где воздух редкий и холодный, а звезды яркие-яркие и до них рукой подать?
Нетрудно догадаться, что Алексей Бурьянов такую задачу перед собой ставил. В его романе не только ведь на мечах дерутся, наводят чары и палят по супостату из автомата «узи». Текст, в котором событийная линия перемежается главами древнего мистического трактата (разумеется, вымышленного), претендует на идейную драму.
Сия драма, впрочем, завязывается не у нас, а в некоем сопредельном мире, вполне фэнтезийного типа — с колдунами, императорами, нечистью, дворцовыми интригами. Интересны декорации — они сработаны не по надоевшим средневеково-европейским образцам, а на базе иной, куда более архаичной культуры. Это даже не античность, а скорее Древний Восток — Египет, Месопотамия, отчасти Китай. Архаика проявляется не только в описании «иного» мира, но в линии «желтых свитков», т. е. рассыпанных по тексту глав из некоего мистического трактата. Прямой сюжетной связи нет, «свитки» поначалу кажутся чужеродными вкраплениями, но потом понимаешь — это не случайно, в них постулирована метафизическая концепция, объясняющая как психологию местных магов-жрецов, так и механизм взаимодействия миров (а уж из этого механизма напрямую вытекает и сюжет). Оригинальна ли, впрочем, подобная концепция? При внимательном взгляде различаешь и заимствования из Кастанеды, и из «Розы мира» Даниила Андреева, и из раннехристианских гностиков. Поистине, нового слова в оккультизме, как ни старайся, не скажешь, грядка эта давно уж окучена. Правда, стилистика «желтых свитков» весьма оригинальна, и автор сознательно играет на ее контрасте с сюжетной составляющей.