Фантастика 2002. Выпуск 2

Утопия вернулась в литературу на очень короткий срок. По большому счету подобные произведения отличались друг от друга разве что сюжетом и степенью литературного мастерства. Триада Ефремов — Стругацкие — Шефнер исчерпала ресурсы коммунистической утопии, ничего не оставив коллегам по перу. В советской литературе был возможен только один вариант будущего, шаг вправо, шаг влево немедленно карался. Из наиболее литературно талантливых произведений, посвященных обществу будущего, назовем «Мы — из Солнечной системы» (1965) Г. Гуревича, «Глоток Солнца» (1967) Е. Велтистова, «Скиталец Ларвеф» (1966) Г. Гора, «Гость из бездны» (1962) и «Гианея» (1965) Г. Мартынова, «Леопард с вершины Килиманджаро» (1972) О. Ларионовой.

Уже к 1970-м утопия практически исчезла с литературного небосклона. Она закончилась вместе с «оттепелью». Она просто не могла существовать в реальности застоя, с которой вступала в демонстративное противоречие. Утопию загнали в ведомство детской литературы. Фантастику нивелировали, усреднили не столько даже цензоры, сколько сама реальность. Для создания достойных картин будущего фантастике недоставало упоения революционными свершениями из 20-х, ни даже «накала» «холодной войны» из 50-х. 1970-е — «мертвый сезон» в советской НФ. Эта разочарованность «вдохновила» певца Мирового Коммунизма И. А. Ефремова написать «Час Быка» (1968). Всего десятилетие спустя А. и Б. Стругацкие разрушат внешнюю благость Полдня убийством Абалкина в «Жуке в муравейнике». Немногим позже автор «розовощекого» романа «Путешествие длиною в век» (1963) В. Тендряков напишет антиутопию «Покушение на миражи» (1988)[13].

Гибель Империи

Пред будущим теперь мы только дети…

Константин Бальмонт

В середине 1980-х годов идея планетарного коммунизма окончательно развалилась и фантасты вернулись на «русское поле». Очередной социальный эксперимент пробудил к жизни, казалось, забытый жанр — антиутопию. С Перестройкой в СССР пришли не только гласность и подобие демократии, но и ощущение надвигающейся катастрофы. Именно это предчувствие распада империи и экстраполяция возможных политических, социальных и психологических последствий этого процесса составляют основное содержание большинства произведений конца 80-х — начала 90-х. «Для одних эта эпоха стала огромной личной трагедией, для других — крушением «империи зла» и «тюрьмы народов». В любом случае распад государственных образований исполнен трагизма и колоссальной психологической ломки. Ведь крушение государства — это не просто переделка границ и «перестройка» общественно-политических и экономических отношений. Прежде всего писатели увидели здесь трагедию личности (Б. А. Ланин).

Знаковым произведением этой постутопической эпохи стал роман Александра Кабакова «Невозвращенец» (1989), наиболее отчетливо выразивший суть времени. Кабаков с удивительной точностью предугадал многие негативные тенденции России 1990-х — развал страны, бессилие власти, путч, социальный террор и т. п. Конечно, содержание «Невозвращенца» не сводится к одному лишь социальному прогнозированию. Писатель поставил перед собой задачу показать беззащитность человеческой личности в эпоху распада системы и, надо сказать, с этой задачей справился блестяще.

Сюжетно роман Эдуарда Тополя «Россия завтра» (1990) близок «Невозвращенцу». В нем также речь идет о политическом перевороте в России близкого будущего — контрреформистском, организованном партийной верхушкой и закончившемся очередной народной революцией. Но если Кабаков стремился осмыслить происходящее, то популярный автор политических триллеров написал всего лишь еще один ядовито-безликий памфлетик[14].

Антиутопия Владимира Войновича «Москва 2042» (1986) хоть и лежит в русле политической сатиры, но выдержана в пародийном ключе. Взять хотя бы то, что писатель воспользовался классическим штампом утопической литературы — экскурсантом из прошлого. Главный герой, Виталий Карцев, при помощи «космоплана» отправляется в будущее, на 60 лет вперед. И оказывается в МОСКОРЕПЕ — Московской ордена Ленина Краснознаменной Коммунистической республике, где давно уже провозгласили светлое коммунистическое Завтра. Здесь царит жуткая смесь партократии и теократии — Коммунистическая партия государственной безопасности (КПГБ) причислила к лику своих отцов-основателей… Иисуса Христа, а главный церковный иерарх, отец Звездоний, имеет звание генерал-майора религиозной службы. Но Церковь присоединилась к государству «при одном непременном условии: отказа от веры в Бога». В пантеоне Коммунистической Реформированной Церкви свои святые: святой Карл, святой Фридрих, святой Владимир и т. д. Разумеется, граждане будущей России живут в условиях жесточайшей регламентации. Но традиционно пугающие антиутопические штрихи под пером Войновича приобретают комические черты. Ну вот, например, какие правила поведения установлены в Предприятиях Коммунистического Питания:

Запрещено:

«1. Поглощать пищу в верхней одежде.

2. Играть на музыкальных инструментах.