Никто из яхтсменов, впрочем, не заорал с перепугу, только Нафаня, бросив к чертям стаксель-шкот, с невероятной быстротой отстегнул с палубы спинакер-гик и вытянул его в направлении нежданного гостя. А остальные проворно подобрали из кокпита ноги. Брошенный стаксель немедленно заполоскал, отчего встрепенулся и Женька Большой, которому с бака ничего не было видно.
– Эй, чего там у вас? - рявкнул Женька.
– Твою мать! - наконец-то сумел выдавить из себя капитан. Почему-то шепотом.
Черное-продолговатое продолжало ворочаться в кокпите. Нафаня опасливо ткнул его концом спинакер-гика, а потом оно кое-как встало вертикально, привалившись спиной к наклонному борту, показало белое пузо, маленькую голову и клюв и стало понятно, что это всего лишь пингвин.
Баландин выдал длинную непечатную фразу, облегченно вздохнул, но ноги в кокпит так и не опустил.
– Да что там, бля, у вас? - вторично рявкнул Женька. - И стаксель подберите кто-нибудь!
Нафаня, не выпуская из рук гика, дотянулся до шкота, подобрал, и стаксель наконец-то перестал полоскаться. «Анубис» сразу пошел бойчее.
– Это, - прокомментировал капитан встревоженному Женьке. - К нам тут в кокпит пингвин запрыгнул.
Вышеупомянутый пингвин, растопырив крылья, пытался шагнуть, но лапы скользили по мокрому да вдобавок наклонному пластику.
– Пингвин? - зачем-то переспросил Женька.
– Угу. И хорошо, что не запрыгнул тот, кто за ним гнался… - подтвердил Баландин. - Морду эту кто-нибудь видел?
– Я - нет, - буркнул капитан.
Он и вправду не видел преследовавшую пингвина пятнистую зверюгу, поскольку до рези в глазах всматривался в туман впереди.
– Твое счастье, - заверил Баландин. - Зубы - больше карандашей.
Говоря начистоту, зубы у морского леопарда куда меньше карандашей, но в данную секунду Баландин совершенно искренне верил в то, что говорил.
– И башня, как у собаки Баскервилей! Во-от такая! - Баландин развел руки и показал нечто, напоминающее размерами крупный арбуз.
Капитан опасливо оглянулся и насколько мог продвинулся вперед от транца.
– Слышь, Нафаня! - обратился он к Мишке. - А вынь-ка на всякий случай ножичек. Самый большой, какой найдется…
Нафаня закрепил шкот в стопоре и с гиком наперевес шагнул к люку. Пингвин смешно вытянул шею, еще сильнее растопырил крылья и издал странный звук, напоминающий шипение и клокотание одновременно.
– Слушай, Олег! - обратился Нафаня к коллеге. - А они кусаются или как?
– Да фиг их знает! - буркнул Баландин. - Жрут они вроде рыбу, а людям их бояться, говорят, нечего.
– Ну так гоните его в воду! - сердито сказал капитан.
Нафаня намекнул незваному гостю гиком в подмышку - пора, мол, и честь знать, давай, вали в свою пучину и греби к ближайшей льдине. Пингвин оказался сообразительный: шлепнулся на пузо и заскользил к транцу. На стопоре бакштага он застрял, бестолково молотя крыльями и суча ногами. Но кое-как ему удалось проползти и съехать в неприветливую околоантарктическую воду.
– Ф-фу!!! - облегченно выдохнул Мишка. - Смылся, слава богу!
– Нафаня, ножик! - напомнил капитан. Нафаня послушно полез внутрь и зашарудел на камбузе.
– Вот так вот пристроишься на транце посрать, - задумчиво протянул Баландин, - задницу тебе и оттяпают…
– За незалежность надо платить, хотя бы и задницей, - изрек Нафаня из камбуза и с грохотом что-то обрушил.
– Так то в переносном смысле!
– Угу. Будь добр, в следующий раз объясни это леопарду.
– Остряк. Ты нож нашел, нет?
Нафаня появился на палубе с тесаком таких размеров, что Баландин присвистнул:
– Ну вот, теперь у нас точно военное судно…
Посмеявшись, согласились. Нос «Анубиса» размеренно и даже как-то меланхолично раздвигал темную воду. О борта с шорохом терлись мелкие ледышки.
– Как это - никакого правительства?
– А вот так. Совсем никакого.
– Ты шутки-то свои брось. - Ерепеев нахмурился.
– Отшутили уже, - сказал Ломаев. - Уже неделю, как отшутили… кстати, сегодня исполнилась ровно неделя с нашего пьяного манифеста. Юбилей как-никак. Первый День независимости.
– Предлагаешь отметить, что ли?
– Не-е… - Ломаев замотал головой. - Исполнится год - отмечу, так и быть, но не раньше. Зарок дал.
– Отрадно слышать. Так что насчет правительства, а?
– Ничего. Кстати, а зачем оно Свободной Антарктиде?
– Ну как это - зачем! Да хотя бы…
– Что?
– Чтобы править.
– Не понял, поясни.
Ерепеев морщил лоб, думал.
– Монархию учредить хочешь, что ли? Абсолютную? А с барьера в океан ты не падал?
– Нет и не хочу, - серьезно сказал Ломаев. - Поэтому мы и отказались от монархии… в смысле, и поэтому тоже. А кроме того, мы в манифесте уже объявили Антарктиду республикой. Главное, конечно, то, что при монархии у нас резко падают шансы быть поддержанными хоть кем-нибудь извне. Демократия - иное дело…
– Погоди, погоди, - перебил Ерепеев. - Как это «отказались от монархии»?
– А ты что, монархист? Вот уж не думал.
– Я о другом! Кто отказался? Кто вообще это обсуждал?