Фантастика 2002. Выпуск 3

Растерялись - что правда, то правда. Нелегко сбрасывать кожу, как говаривал удав Каа. Нелегко в считаные дни полностью, до печенок проникнуться сознанием своих прав антаркта, начисто отринув все былое. Стояли, смотрели, сорили скупыми междометиями. Гадали - что да почему. Гляциолог Полосюк побежал заводить трактор - то ли с намерением перекрыть им полосу, то ли для того, чтобы уехать от греха подальше на седьмой километр; он сам потом не мог толком объяснить. Больше никто не предпринял активных действий. Если бы не переминались с ноги на ногу, можно было бы сказать - оцепенели.

А что толку метаться? Плетью обуха не перешибешь. Перекрыть техникой полосу - да, можно. А если на борту рота парашютного спецназа? Очень поможет перекрытие полосы. Сейчас вот как посыпятся… Что там рота - много чести! На всю Новорусскую за глаза хватит и взвода, отделения даже.

Слова - словами. Особый, мол, статус Антарктиды. Вашингтонский договор. Демилитаризация. Что сам говоришь, в то и хочется верить. А назад в глотку тебе твои слова не забьют ли, чтобы не нес всякую ахинею? С зубами вместе? Прикладом?

Завестись с пол-оборота трактор не пожелал. Самолет тем временем без помехи зашел на посадку, выпустил шасси, коснулся, задрав нос, подтаявшего фирна и запылил снежной крошкой по полосе. Развернулся, замер. Заглушил турбины, перестав надсадно свистеть. Сразу стали слышны резкие крики кружащих в небе поморников да заполошный гвалт близлежащей колонии пингвинов Адели. Зачем прилетела большая железная птица? Не надо ее. Страшная, плохая. Пугает. Прилетела - худо. Села - еще хуже. Добром ее визит не кончится…

О том же, только чуть аргументированнее, думали и люди.

Пошли к самолету, однако, все, толпой. Что толку отсиживаться? Не отсидишься. Впереди всех с напускным видом наглого висельника, плюющего на эшафот и петельку, вышагивал Непрухин. Полосюк все-таки завел трактор и покатил, но поперед батьки в пекло не лез, тарахтел малым ходом сзади. Близ самолета сделал оговоренную заранее разумную вещь: затормозил бег механизма в метре от носовой стойки шасси и с явным намеком не стал выключать двигатель. Если что, мол, дам по газам, сворочу шасси к чертовой матери, и кукуйте тут вместе с нами, силовички…

Ноющая хуже бормашины гидравлика опустила кормовую аппарель.

На лед сошли двое. Только двое. Это же надо подумать - двое! Не в камуфляже - в оранжевых пуховиках! И без оружия.

Первый, мужчина средних лет и невыразительной внешности, был никому не знаком. Первогодку в Антарктиде и то было понятно, что он сущий новичок, впервые ступивший на обледенелый материк. Пытаясь напустить на себя суровость, он терпел жалкое поражение в борьбе с любопытством, вертел головой и живо напоминал лопоухого ротозея-туриста. Фигура, словом, неинтересная. Зато второй визитер, низенький, кругленький, с карикатурной семитской внешностью, седенький там, где не лысенький, и лысенький там, где не седенький, суетливым шариком выкатившийся из чрева самолета, был знаком практически всем в ААНИИ. И в первую очередь начальникам полярных экспедиций и станций, начиная с Троеглазова и кончая Типуновым. Кто из антарктического начальства не имел бурных объяснений с заведующим административно-хозяйственной частью Моисеем Соломоновичем Коганом по поводу снабжения! Нет таких. Кто не давил на него, пытаясь выбить что-либо вненормативное, кто не пытался улестить! Таких тем более не бывало, потому что круглые дураки среди полярного начальства встречаются редко. Дело известное: не затребуешь загодя трех вездеходов - не получишь и одного трактора. Хороший начальник не в меру хапужлив во время подготовки экспедиции и разумно щедр во время ее проведения. С хорошим начальником не пропадешь. С плохим, то есть неспособным пробить легендарную сквалыжность начальника АХЧ, хлебнешь горя да еще, вспомнив Моисея Соломоновича, начнешь быстро эволюционировать в антисемита.

Рабочий кабинет в ААНИИ, буфет и туалет - вот был обычный ареал начальника АХЧ. В первом из этих помещений он занимал место за гигантским письменным столом, гнущимся под тяжестью сотен до отказа набитых скоросшивателей, два других навещал спорадически. А вне своего ареала Моисей Соломонович попадался на глаза чрезвычайно редко. И уж в антарктический ландшафт он не вписывался категорически. Если бы специально для Непрухина самолет привез из Австралии утконоса, народ удивился бы меньше.

Замерли, разинув рты. Кто-то, подобно двум гоголевским Петрам Ивановичам, сказал «э» и не нашел, чем продолжить.

– Так-так-так-так… - торопливо и смешно, как всегда, затараторил Моисей Соломонович. - Ай-яй-яй-яй-яй!.. Что же это вы здесь над собой наделали? Записались в независимые антаркты и уже себе довольны? А здороваться-таки не надо, а?

– Э… здравствуйте, Моисей Соломонович, - сдавленно пробормотал Непрухин. Глухо загомонили и остальные.