Вот, собственно, и всё. Моего отца не нашли. Девиз «Жизнь» остался на ХО-1077. Они — наши потомки. И лианы. И предки тоже, благодаря Полыбам, вообще говоря, наши потомки. Улетаем туда, куда привели нас кости, и щупальца, и экспе… экспе… опыт. Вам, потомки, остаётся запрещённый сектор. И где-то — Окта, боящаяся вас как огня. Я бросаю свои записи в пустоту. Когда их найдут, это и будет — Время. Ну, потомки! Сделайте Опыт. Мы вас ждём.
«Жизнь!»
Подарёный Третий.
P.S. Я, Всучок, всё думаю. Может, Подарёный Второй ушёл во Время?
И придёт к нам с вами! «Дружба!»
Р.Р.S. И тут влез. А может, он-то нас и ждёт в той точке? Подарёный Третий.
Екатерина Некрасова. Соло белой вороны
Кому хэппи, а кому энд.
(…И все-таки я напишу этот рассказ. Авось заплатят… Нет, ну почему какому-нибудь издательству не купить мой фантастический рассказ?
Так что сами понимаете.)
“Меня зовут Юка. А если полностью, то Юлия — поднатужившись, можно догадаться. А если совсем полностью, то Юлия Батракова, но это к делу не относится.
(Рассказ. Так вот и начать: “Это все было на самом деле…”)
Это было. Хотите верьте, хотите нет. Тем более, что из главных действующих лиц двое ныне в Германии (на ПМЖ), одна в Канаде (временно, по контракту), и один в могиле (тоже своего рода ПМЖ… хм). Так что я осталась единственным свидетелем. Бедная, маленькая, невинно претерпевшая Юка.
На “рабочем столе” компа у меня живет анимированный гиф: мультяшная девочка, обиженно хлопающая глазами. Могу считать его своим гербом.
(…Итак, блин.)
Сорок километров от Питера, полтора — от ближайшей деревни Устье; лес и луг. Ничего особенного.
В народе это место считали проклятым.
Названия у луга нет. Сельскохозяйственным угодьем он никогда не служил, хоть и числится за местным колхозом “Красные Зори”; еще год назад чуть ли не единственными забредавшими сюда людьми были археологи, копавшие неподалеку некое поселение домонгольского периода.
Бедные археологи; глухой ночью, пугая светом фар лесную живность, промчался по шоссе армейский “газик” — и долго еще потом, крестясь и воровато озираясь, честные колхозники из деревни Устье растаскивали брошенные впопыхах остатки экспедиционного имущества.
Собственно, никто так и не объяснил, что вдруг обратило в паническое бегство два десятка взрослых людей с несколькими палатками. Из участников той экспедиции я знакома только с одним — прибившимся любителем, и как раз он не застал финала — уехал двумя неделями раньше. (На самом-то деле он начальник отдела продаж в какой-то фирме, торгующей иномарками. Все равно, наверно, много интересного мог бы рассказать — судя по тому, как морщился и отмалчивался.)
Нет, то есть и остальных можно было бы найти — экспедиция была официальной, от универа, и все эти люди по сию пору где-то там работают и учатся… но за фиг это надо, если подумать? Мне что, больше всех надо? Кто что-то видел, тот не расскажет, и собственный мой пример с недавних пор служит тому подтверждением.
…А если честно, то ходили слухи: будто бы, например, раз на утренней зорьке видели выезжающих из тумана всадников в древнерусской одежде… И лично я с тех самых недавних пор над подобными историями не смеюсь.
Лугу без названия не повезло. То есть, конечно, вряд ли найдется в мире земля, где бы не случалось ничего и никогда, — но это место…
В тринадцатом веке монголы разрушили здесь русское поселение — и, как показали пресловутые раскопки, чуть ли не поголовно вырезали жителей. Насчет более позднего средневековья толком не скажу — не знаю… но ничего хорошего, по моим сведениям, как-то не было — кто-то кого-то резал, чума ходила пандемиями… И даже в девятьсот десятых годах эпидемия “испанки” отличилась рекордной по области смертностью.
В девятнадцатом веке здесь неосторожно проложили железную дорогу — и все время своего существования (сначала довоенная ветка, прямая, через луг, а потом и обходная, заброшенная только в семидесятые) она уверенно лидировала в статистике крушений по стране.
В гражданскую войну здесь воевали. В отечественную воевали так, что еще несколько послевоенных лет здесь не росла трава — перенасыщенная фосфором земля, говорят, СВЕТИЛАСЬ ночами. Слабым таким синеватым светом. Желающих здесь гулять и прежде было немного, а уж в те годы они, надо думать, повывелись начисто.
…В местном лесу немцы вешали партизан. Полгода спустя здесь же советские солдаты перестреляли сдавшийся немецкий отряд — сто с чем-то человек. Все они где-то здесь и зарыты. Точнее — и они в том числе.
Тут никогда не пасли скот. Не собирали грибы-ягоды, не косили траву — уж не знаю, как пережил дореволюционный предрассудок советско-колхозные времена. Из здешних деревьев не строили — считалось, что в таком доме не оберешься беды.