— Выходи, презренный, — вновь крикнул тот из парней, что называл себя эльфийским принцем. — Великий Гэндальф предупреждал нас, что рано или поздно дракон вторгнется в наши пределы. Если ты выйдешь сам, мы не причиним тебе вреда, твою судьбу решит мудрейший из волшебников.
— А если не выйду? — не выдержал я.
— А если не выйдешь…
— …Тогда!.. — наперебой стали выкрикивать, придя в неописуемое возбуждение, мои собеседники. — Тогда мы будем вынуждены…
— …Мы будем держать осаду, и мы дождемся, когда голод выгонит тебя из кустов волшебной розы!..
— И уж тогда тебе не сдобровать!
Внезапно где-то неподалеку раздалось топанье многих бегущих ног.
— Орки! — вскричал Эорлонд. — Несметное полчище! А нас лишь двое!
— Успокойся, — отозвался принц эльфов Талиаф Анайский, — ты забыл древнейшее заклятие? Есть лишь одно на этом свете, что должно заставить и эльфов, и людей, и гномов, и даже орков забыть все распри и сплотиться: вторжение с Чужих равнин.
— Ты прав. Поругана граница общая — осквернена Священная стена, и я не подниму оружие первым, при всем моем к ним недоверии. Я постараюсь временно забыть вражду людей и орков вековую и действовать совместно с ними.
— Но бдительности не теряй, — успел предупредить Талиаф, когда на освещенный участок выбралось человек двадцать ребят все в тех же светлых пижамках.
— Где он?! — вскричал один из вновь пребывших. — Где дракон-лазутчик?!
— Отсиживается кустах, — отозвался Эорлонд.
— А нежный эльф и мягкий человек боятся уколоться? — риторически произнес орк и хрипло рассмеялся. Остальные вторили ему. — Что ж, — продолжал он. — У орков шкура погрубее. Убирайтесь-ка отсюда подальше, ведь когда мы изловим дракона, заклятие будет снято, и я сам с превеликим удовольствием перегрызу ваши изнеженные глотки…
Вот же психи.
— Тогда и посмотрим! — дерзко отозвался эльф. Но я видел, что оба моих прежних ловца попятились.
— За мной! — крикнул орк, и вся группа ломанулась в кусты. Я ринулся прочь, но не продрался и пяти метров, как был сбит с ног и мои руки были связаны.
Со свистом и улюлюканьем гнали они меня по центральной аллее лагеря. Я пытался что-то говорить им, увещевать, мол, ребята, давайте потолкуем, но они только злобно смеялись мне в ответ, осыпали бранью и оплеухами.
Из неприглядных, давно не крашенных деревянных домиков нам навстречу высыпали все новые пятнисто-лысенькие в пижамках. Они кричали мне вслед оскорбления, плевали мне в лицо… Какие, однако, жестокие тут игры… Какая-то девчушка со всего размаха залепила мне в глаз комком земли. Было и больно, и обидно, но главное, я напрочь ослеп: земля попала в оба глаза.
Они гнали меня так минут десять. Затем мы поднимались по дощатой, судя по скрипу, лестнице. Потом они вновь сбили меня с ног и бросили на пол со словами:
— Великий Гэндальф, вот зверь, проникший к нам извне. Прикажешь нам его убить? Изжарить на костре и выдать на съедение моим воинам?
— Ступайте прочь. Вы выполнили долг, — услышал я знакомый голос. — Заклятие снято, и вам тут небезопасно.
Дверь хлопнула, снаружи раздались приглушенные крики и топот… А Гэндальф высокопарно произнес:
— Когда же наконец все эти твари с Чужих равнин оставят нас в покое?! Ужели непонятно, что погибель их ждет от наших сказочных народов?!
Несколько секунд длилась тишина, слышны были только какие-то чмокающие звуки. Потом Гэндальф совсем другим тоном обратился ко мне:
— Какой упрямый.
Я промолчал, а он скомандовал кому-то:
— Поднимите его, посадите на стул. Руки развяжите.
— У меня земля в глазах, — сказал я, — мне надо промыть их.
— Умойте бедненького, — скомандовал Гэнтальф, и кто-то большой и сильный подволок меня к раковине, сунул носом в струю… Руки мои были уже развязаны, я протер глаза, поднял голову… Рядом со мной стояли те самые два здоровенных громилы, которых я видел с Гэндальфом в Джакарте. Они хотели тащить меня обратно, но я отдернулся:
— Все, хватит, я сам пойду.
Они не стали спорить. Сопровождаемый ими, я прошел небольшим коридорчиком и оказался в просторной комнате. Раньше это, наверное, был кабинет директора лагеря. В кресле, закинув ногу за ногу и радостно ухмыляясь, сидел лысый Гэндальф. А на лысине его и на лбу я отчетливо видел красные пятна, как от медицинских банок. Слева от него на тумбочке стоял навороченный нейрокомпьютер, помощнее, пожалуй, нашего студийного. Гэндальф указал мне на стул:
— Садись, мил человек. Поговорим. Есть тема. Я ж тебя узнал. Ты — музыкант. У нас тут сестренка твоя. Да?
— Да, я за ней и пришел.
— Кто же так приходит? Ночью, через забор… А ты у нее, кстати, спросил? Ее никто сюда силой не тащил, сама попросилась.
— Что туг у вас вообще происходит? Игра, что ли, какая-то, военизированная?
— Ага! — обрадовался Гэндальф и замотал башкой. — Ролевая компьютерная игра. Не слышал про такое?
— Что-то слышал… Но точно не помню…
— Да ты сам сейчас все узнаешь, — ухмыльнулся Гэндальф, — я ведь не знаю, что с тобой делать. Пришел бы днем, как человек, позвонил бы в дверь, так, мол, и так… А сейчас пока свяжусь с центром, пока там что решат, пока распорядятся.
— А где центр? — спросил я.