Фантастика-2009

Расхохотавшись на пару, учителя растворились в воздухе, оставив несчастного Рю краснеть и брезгливо оттирать щеки от несуществующих слюней. Ощущения от прикосновения напомаженных пухлых губ симулировались и исправно передавались в мозг. Рю казалось, что к его лицу прикасались щупальца дохлого кракена или замороженные слизняки. Флибэти ухмылялся, глядя, как его друг старательно трет физиономию рукавом и морщится.

Ника смотрела вслед растворившимся в стене наставникам и постукивала по клавиатуре своей чашки, отчего кофе вспенивался, закручиваясь водоворотом, и исходил облаками густого пара.

– И вот, мы одни... Покинуты и обездолены... И красный соловей поет над нами... Ура!

Из макушки Ники вырвались разноцветные змейки фейерверков и тот самый красный соловей. Петь он не стал, заложил крутой вираж, влетел в стену и, расплющившись, превратился в собственную фотографию, которая тут же обросла деревянной рамкой.

Рю едва заметно улыбнулся – Ника никогда не пользовалась в мета-речи готовыми образами из библиотек, рисовала все тут же, при вас и для вас. Рю мог назвать все особенности ее личного акцента: много красного, фоном – все оттенки синего, и обязательно где-то мелькнет умышленным диссонансом крохотное изумрудное пятнышко. Реконструктор улыбнулся именно потому, что заметил в хвосте соловья одинокое зеленое перышко. Ника обычно сосредотачивалась на ощущениях плеч, ступней и ладоней, тогда как все выдавали только перцепции кончиков пальцев. В ее фразах никогда не было жарко, только легкая живительная прохлада. Еще у нее всегда пахло ягодами, а где-то на фоне едва различимо перезванивались бубенцы. Каждый раз, оказываясь рядом с Никой, Рю неосознанно начинал прислушиваться. Иногда она прятала звон поглубже – бубенцы могли обнаружиться в воспоминаниях только что нарисованной коровы или в книге с фотографиями музыкальных шкатулок – стоило вынуть их из картинки, как шкатулки начинали играть. Сейчас Рю обнаружил звон в звуках ее голоса – каждая фраза была завернута в прозрачную, едва различимую обертку озорных бубенцов.

Ее мета-речь засасывала в себя, скрывая от внешнего мира. Вилась тропинка прагматики, тут и там взвивались вверх спиральные лесенки ассоциаций. Разноцветными капиллярами серпантина стягивали небо и землю внутренние аллюзии, шумел в деревьях-интенциях переменчивый ветерок настроения. Редкие вербальные островки связывались навесными мостами метафор, и везде – внизу и вверху – колыхался океан увиденных Никой снов.

Пытаясь понять эту девушку, Рю разгонял сознание до предела, разделял на отдельные потоки и смотрел ее сны, перебирал как четки ее эмоции, мысли, воспоминания, пока не осознал, что все равно никогда не сможет увидеть ее всю. Это оказалось чертовски огромным – человек. Бесконечным.

Она не любила уходить в офф-лайн. Необходимость изъясняться одними словами она принимала с неодобрением, словно видела в этом некий позорный для человечества анахронизм, вроде поедания сырого мяса или добывания огня трением.

– Эй...

Ника, не вставая с пола, бросила ему свой кубик. На всех гранях было написано одно и то же:

«Я в Вашем распоряжении, граф».

От стоянки как раз отлетал рейсовый и Флибэти попросил пассажиров подождать. Тяжело дыша после короткой пробежки, они забрались в теплое нутро машины и расселись среди разномастной публики, возжелавшей посетить мертвый город. Знай люди заранее, как много найдется желающих побродить среди развалин, они бы законсервировали не один городок, а целый континент.

Попутчики попались крайне интересные и веселые. Большинство из них только сегодня спустились «на дно» с орбиты, что сильно сблизило их с Флибом. Целое «же» после четверти, к которой они привыкли на станциях, казалось им всем жутко неудобным. Флибэтиджиббет, забыв про все, завел свою извечную пластинку: ну ее, эту Землю, прилетайте к нам на Марс. Обещал экскурсии, показывал виды с орбиты, раздавал семичувствия и лил елей на орбитальную станцию «Хоррор», которую гордо именовал искусственным спутником.

– А почему, собственно, она называется «Хоррор»?

Вопроса этого Флибэти ждал с нетерпением, словно подкарауливал за углом с ножиком. Напустив на себя важный вид, он принялся объяснять, что, мол, Фобос, мол, Деймос и третий, дескать, поэтому – «Хоррор». Всех, кто вздумал бы оспаривать логику названия, Флиб готов был встретить аргументами, броситься на амбразуру и отстаивать честь. Но спорить никто не решился, и Флибэти, выдержав паузу, предложил всем вместе залезть в сделанную им самолично инсталляцию под названием «Орбита Марса».