Священник очнулся во вскрытой коробке корпуса, освещенной лучами солнца, бьющими сквозь многочисленные дырки в верхней броне. Косые световые столбики покачивались перед глазами, в них деловито кружились красноватые пылинки. Под веками саднило. Дышать было больно. Его тут же стошнило кровью, натекшей в горло из разбитого носа. Путаясь в рясе, Священник попытался подняться, но наткнулся на какую-то железку, торчащую из пола, и снова упал. Подол рясы был прибит к броневому листу чем-то вроде толстого гвоздя. Тогда он оторвал полу, встал на четвереньки и на ощупь попытался открыть нижний люк. Люк не открывался. Священник снова лег, собираясь с силами. Дышать становилось все труднее, духота сжимала виски. Он переполз через чье-то тело, наверное, Журналиста, потому, что Эксперт остался впереди, в отсеке водителя, дотянулся до грубой стальной рукоятки десантного люка, обернул его полой рясы и навалился всем телом. Рукоятка подалась, как будто сорвалась со стопора. Священник упал и по пологому полу скатился на Журналиста. Отжатый пружиной кормовой десантный люк приоткрылся. В щель посыпалась земля. Священник снова дополз до люка, разгреб сухую землю и вылез. Бронемашина, завалившаяся носом в воронку, была засыпана землей, торчала только корма. Священник понял, что землю с кормы снесло взрывной волной. Было тихо. Вокруг изуродованной бронемашины, прямо в теле степи зияло множество оспин со стеклистыми глазками в центре. Священник не стал раздумывать, что за насекомые оставили такие страшные укусы – было и прошло. Багровый, как раздавленный глаз закат распухал среди черных лохмотьев гари, медленно падающих на степь. Священник отдышался немного и полез обратно в машину, чтобы вытащить Журналиста. Журналист дышал. Подбородок и грудь его были залиты запекшейся кровью. Глоток воды, влитый Священником в разбитые губы, вызвал приступ кашля и рвоты.
– Не будет от него помощи... – подумал Священник. – Господи, помоги!
Он выпутался из неудобной рясы, обдирая бока, пролез по узкому лазу в отсек механика-водителя и на ощупь освободил тело Эксперта от ремней. Крыша отсека была пробита в нескольких местах, люк вдавлен внутрь, туда насыпалась земля, и лицо Эксперта было в крови и земле. Священник взял его под мышки и потащил из отсека, мертвый Эксперт все время за что-то цеплялся, тело приходилось дергать изо всех сил, чтобы вытащить, и это бесило. «Не знал, что на мертвых можно злиться, – подумал Священник, – оказывается – можно, Господи, прости мою душу грешную!» Когда он, залитый кровью и облепленный землей, показался из люка, Журналист сидел на земле и монотонно мычал от боли. Священник положил Эксперта на сгоревшую траву, сложил ему руки на груди и прикрыл черное, оскаленное лицо с мертвыми глазами куском брезента.
Потом он повернулся лицом к дотлевающему закату, встал на колени и начал молиться.
Когда немного в стороне, курсом на уничтоженный полигон прошли несколько армейских вертолетов, сопровождавших гражданский, они предпочли спрятаться и не рисковать. Наконец стемнело. Священник снял с себя крестик и повесил его на шею убитому.
– Тебе нужнее, – серьезно сказал он. И журналист понял и промолчал.
Вдвоем они похоронили Эксперта в небольшой воронке рядом с бронемашиной.
Они шли по степи целую ночь, понимая, что возвращаться им некуда.
Наутро их подобрал казачий разъезд, отбивший у кочевников угнанный табун, и отвез в станицу.
Драко Локхард
Свинцовый Ковчег
Смотри, огромное море...
Ты видишь точку вдали?
Смотри, бездонное небо,
К нему прикован твой взгляд...
Смотри, приблизилась точка,
Ты видишь – это корабль,
А там бескрайнее небо,
Что видишь ты в высоте?
Он двигался с плавностью ледника, скользящего к цветущей долине, столь же неотвратимо и страшно. Оружие в его руке дрожало мелкой, едва видимой дрожью, холод покрывал глаза безжалостным узором. Сегодня до восхода солнца многие жизни прервутся. Он постарается, чтобы их было больше.
В душе царила абсолютная пустота. Там не осталось ничего, ушла даже боль. Его предупреждали, что так и будет, но страх умер одним из первых, опередив остальные эмоции. Теперь он просто шагал по тропе, чувствуя, как оружие оттягивает руку.
Раньше он кого-то боялся, кого-то любил... Это осталось в прошлом. Сейчас он только ненавидел. Его мир сузился до узкой, прямой и очень, очень холодной тропы, и он знал, что на том конце – пропасть, и ему было все равно. Лишь бы успеть. Сделать то, ради чего – теперь стало ясно – он в муках явился на этот жестокий свет.