Фантастика-2009

– Ага, лиса, – согласилась Зоя Платоновна. – И вместо Громобоя она другого петуха принесла, чтобы никто не заметил.

– Так не бывает, – серьезно сказал Симоненко. – У нас в деревне такого быть не может. А живого принесла или дохлого?

– Живого, мой юный друг. И даже покрасила ему хвост, чтобы не угадали подмену.

– Вот это да! А не врете?

– Люди в моем возрасте уже не врут, – сказала Зоя Платоновна. – Хотя могут ошибаться.

– Не будем спорить, – согласился Симоненко Николай. – Но если не врете, то это настоящий детективный роман. Возможно, с убийством!

– Петуха? – спросила Зоя Платоновна.

Она бы ушла, но, разговаривая с ней, Симоненко не выпускал из рук камеры и лишь половина его существа поддерживала беседу – вторая глазела в объективы «роллейфлекса».

– Думаю, что за этим скрывается куда больше, чем вам кажется, – сказал Симоненко. – Кто-то заметал следы.

– Не знаю, не знаю, – сказала Зоя Платоновна. – Кто заметал, что заметал, но больше это похоже на элементарное хулиганство. Бабка переживает, ты не представляешь как.

– Если и хулиганство, – сказал Симоненко, возвращая камеру, – то не элементарное. Хулиганы не думают. Думают только настоящие преступники. Возможно, в наших краях появилась банда.

– И что?..

– Заметают следы.

– Ага, петушиным хвостом, – сказала Зоя, поднимаясь со скамейки.

– Вижу, – сказал Симоненко Николай, – что эта истории вас задела. И вы уже начали свое расследование.

– Я? Расследование?

– Не скрывайтесь. От меня не скроешься, – сказал Симоненко. – Про вас уже известно, что собираете материалы, расследуете. Все ясно, даже участковый Зорькин уверен. Может, от газеты, а вернее, от прокуратуры.

– Неужели я похожа на следователя?

– В этом и сила, что не похожи, – сказал Симоненко. – В лужу не наступите.

Зоя Платоновна пошла дальше по берегу, размышляя о том, что нелепость подобного подозрения кажется нелепостью лишь ей самой. Ну посудите сами: в тихую деревню, куда даже туристы редко заглядывают, приезжает из самой Москвы пожилая тетка. С тремя фотоаппаратами. Говорит – отдыхает. Говорит, что на пенсии. Где вы видели такую пенсионерку, которая едет за Урал, чтобы носиться с фотоаппаратом по свинофермам или гаражам, всюду сует свой острый нос, всюду поспевает, за две недели уже всех в деревне по именам и биографиям знает? Не видели? Вот и мы такой еще не видели. Если бы отдыхала, то сидела бы на лужайке и вязала, или бы в лес ходила по грибы, парное молочко бы пила... В общем, темная личность.

Ну что же, думала Зоя Платоновна, я сама виновата, что устроена таким образом, что меня всегда принимают не за того, кто я есть на самом деле. Потому что всегда неправильно себя веду. Разве я виновата, что так быстро и разнообразно провела свою жизнь, что не заметила, как состарилась? Не заметила, и все тут. Из детдома убежала в Арктику, потом старалась попасть в летную школу – все тогда, в тридцатых годах, старались стать великими летчиками, – а стала шофером, и шофером прошла войну, а после войны метнулась вроде бы в другую сторону, кончила истфак, учила в школе, заодно успела вырастить своих двоих детей – и все мечтала: вот стану посвободнее или вот доживу до пенсии, возьму свой фотоаппарат и пойду по России, как Горький – с поправкой, правда, на время и специальность. Я всегда старалась хорошо делать то, что начинала делать. Я была хорошим шофером: повесить бы сейчас на себя мои сержантские медали и ордена – всех бы, наверное, в этой деревне перещеголяла. Я была хорошим историком и, наверное, ушла бы в науку, если бы не дети. Много вы знаете школьных учителей, у которых около сорока публикаций? Я стала хорошим фотографом. Вторая премия на биеннале в Лиссабоне что-то значит? Или репортаж об извержении на Камчатке в журнале «Советский Союз»? А ведь делала ту серию уже на пенсии. Я знаю, что это пустые слова: «шестьдесят – еще не возраст». Это возраст, и солидный. Просто я еще свою норму не пробежала. И бегу дальше. А люди, которые состарились рано, считают мои годы и придумывают черт знает что про нестандартную бабушку.