А потом я вспомнила… и мы долго разглядывали вытащенные из Ивановой сумки розовые кристаллы горного хрусталя и черного, тоже очень редкого очевидно. И я рисовала ему тот кулон, что подарил мне Саша, а потом тот, что приснился мне — со слезой. Рассказала о том, как в университете мне подсыпали что-то во время обеда, раздели в пустой аудитории и сделали то видео, потом бросили там … За то, что я отказалась иметь дело с одним из них. Как отрезала косу, что растила больше десяти лет, как долго лечилась у психолога… О Руслане и Саше… О том вечере, когда поняла, что не смогла дать ему чего-то важного и нужного, что дала она. Потому что и не старалась, в общем-то. Не знала, что нужно было.
Слушала, как Женю бросила женщина после его травмы. Причина была уважительной — она не могла оставить ради него свою работу. Он совсем не винил ее — она, очевидно, чувствовала, что была не очень нужна. И как сорвался груз у трюмного люка, и трос вернулся, а там бестолковый воин, но он успел. Как безумно любил море с детства. Случаи из его курсантской жизни были очень похожи на рассказы Покровского, о чем я ему и сказала.
Он улыбался, и я засмотрелась на его губы — такие привлекательные губы. Красиво очерченные, жесткие на вид, неожиданно оказавшиеся очень мягкими и необыкновенно нежными, когда он сел рывком и подхватив меня, как пушинку, уложил осторожно рядом. Мы молча лежали, обнявшись, после этого поцелуя. Я пыталась разобраться в себе, в том, как я сейчас отношусь к Саше, почему так быстро изменяю ему? А поняла только то, что мне сейчас, наконец, хорошо и тепло, что очень надежно и я не хочу терять эти ощущения. А при мысли о Саше всплывают и разгораются боль и обида, которые рядом с Женей удивительным образом слабеют и стихают. Люблю ли я Женю? Наверное, еще нет, даже — скорее всего. Даже той отсекающей разум страсти я не испытывала сейчас к нему.
Но были огромная нежность и благодарность. И еще — доверие. Я боялась фантазировать на тему секса с ним, это была больная тема. Но его рука, что замерла на моей спине, и другая, перебирающая волосы за ухом, дыхание в макушку, легкое и прерывистое, как будто он его сдерживает… Это было, как приятное обещание. Это было, как начало чего-то удивительного и большого, что вполне может вырасти из того доверия, нежности и уважения, что я чувствовала к нему. И он предупрежден, что я не сильна, очевидно, в том, что так важно для любого мужчины. Но это не оттолкнуло его, как и чужой ребенок. Моя ценность для него была в чем-то другом, что мне предстояло еще выяснить.
Я так и уснула на лежанке, дыша ему в шею и лежа на сильном плече. Опять было тесновато, но уже почти привычно.
Глава 18
Международная ювелирная выставка в Москве подходила к концу. Я, поначалу прилипающая к каждой витрине и изучающая каждую вещь, уже устала, так и не добившись своей цели — застать Сашу одного. Он постоянно сопровождал или сестру, или жену, или отца. Их семейную экспозицию единственную я не смогла посмотреть — возле нее всегда находился кто-то из них. Мне надоело все это, и я уже стала жалеть, что послушалась Женю и приехала сюда. Потому что было такое впечатление, что Саша постоянно под конвоем. Даже на телефонные звонки в его номере всегда отвечала жена. Остался день, а завтра экспонаты, на которые уже составлены договора о продаже, разберут и выставку закроют.
И вот, ответив на чей-то звонок по мобильному, он извинился перед каким-то мужчиной и, высматривая уединенное, тихое место, отошел. Понятно, что времени у меня будет мало, и я пошла за ним. За поворотом коридора он говорил с кем-то:
— Я тоже, крошка. Не звони мне больше, мы сейчас уходим. Пока. Пока-пока… Редкостная… — вздохнул тяжело, пряча телефон в карман, и застыл на месте, неверяще глядя на меня. Я держала большие темные очки в руках. Улыбнулась ему:
— Здравствуй, Саша. Мне нужно поговорить с тобой без лишних ушей. Тебя сейчас начнут искать. Назначь место и время, желательно сегодня. Хочу уехать скорее, надоела Москва до чертиков.
Он не стал охать и изумляться. Просто спросил:
— Где ты остановилась?
— Маленькая гостиница «Витраж». В восьмом номере.
— Сегодня в десять тебя устроит?
— Да, конечно. Я буду ждать. Ты извини, мне это очень нужно, конечно. Но если ты не придешь, завтра я уеду.
— Я буду.
— До вечера. — Я пошла от него на выход. И услышала:
— Маша, ты видела мои работы?
— Нет, только твои и не видела. Боялась, что узнают или учуют. Там всегда кто-то из ваших.
— Подойди через десять минут, хорошо?
— Да, я с удовольствием посмотрю, Саша.
Через десять минут возле их витрины не было никого из родственников, только он. И взглянув на его работы, я пораженно застыла, не веря своим глазам. Экспозиция называлась «Серебряные слезы».