Собаки остались в доме, на первом этаже. С ними дом ожил, зашевелился, что ли? И с появлением новых людей тоже — кухарки Беаты и горничной Жюли. Они приходили рано утром, когда мы еще спали, а уходили после обеда, сделав все, что положено.
Андрэ… Андрэ оставался для меня загадкой, пока я не усадила его перед собой и не попросила о разговоре. Муж представил его, как слугу и своего друга. А всё то время, что я его знала, он вел себя исключительно, как слуга. Оказалось, что у него есть семья — жена и взрослые уже сыновья восемнадцати и шестнадцати лет. Они служат в замке моего нынешнего деверя и перевозить их сюда он не планирует.
— У них там дом. Жена справляется, — коротко ответил он, — я предпочту хозяина… и вас вместе с ним, мадам.
И ладно. И хорошо, потому что Раулю он нужен.
Зима прошла под знаком домашнего благоустройства. Каменные стены всех покоев до самого потолка были выкрашены в приятные цвета при помощи натуральных красок, добавленных вместе с клеем в белую глину: зеленой и бледно-красной умбры, сине-голубой, добываемой из растения вайды, бледно-желтой — из крушины. Эти краски продавались, ими окрашивали ткани, благополучно окрасилась и глина.
Драпировочные ткани, ковры, посуда и постельное бельё, напольные вазы и светильники — не таким и большим был ассортимент и выбор. Но я развесила все это и расставила по своему вкусу, понимая, что и это замечательно и, собственно, все что нужно, у меня есть. А эстетические пристрастия можно и поумерить.
Еще в наш медовый месяц я выложила перед Раулем деньги, которые имелись в заначке.
— Раз мы семья, то и тот мой дом — тоже ваш. Располагайте всем, чем владею, муж мой, — проявила я неслыханную щедрость.
— Это само собой разумелось, мадам, раз вы стали моей женой. Все, принадлежащее вам, стало моим, — отворачивался он похоже, широко улыбаясь: — Вам следовало тщательно изучить договор. Тогда его условия не стали бы для вас сюрпризом.
Было много чего еще, что случилось за это время — узнавание друг друга, мелкие и крупные уступки, даже серьезные принципиальные споры. Было моё желание радовать его — едой, комфортом и уютом, и его бережное отношение ко мне и потребность задаривать и баловать. Оказалось, что мой муж совсем не беден, и кормила его не только деревня Ло. Четвертому сыну тоже положен был кусочек доходов от отцовских вотчин.
Приближалась зима …
В моих покоях стояло то большое зеркало и каждый день с утра я исполняла своего рода ритуал — становилась боком и обтягивала рубашкой небольшой пока, упругий и плотный животик. И сама не понимала — что чувствую? Именно тогда стало происходить кое-что еще — понятное для меня и для Рауля, скорее всего, тоже. Но не обсуждаемое… по умолчанию.
Я влюблялась. И он должен был понимать это, потому что видел как я смотрю… какое удовольствие получаю от наших разговоров, просто от того, что он рядом — сидит, что-то пишет. И наверное, это было ожидаемо, там просто не было шансов остаться равнодушной. С каждым днем он становился все красивее в моих глазах. И почти каждый день я в нём что-то открывала для себя — улыбки, взгляды, движения… И игру на двойной флейте. У него был абсолютный слух. Мелодии, которые я напевала, подхватывались им моментально. К концу зимы на флейте кое-как играла и я.
А еще умела танцевать чинные танцы — тот же менуэт, которым открывают балы.
Были прогулки в тихие дни. Мы под руку шли по дороге, а вокруг с радостным лаем носились собаки. Я привыкла к ним.
Несколько раз я оказывала медицинскую помощь — несложные случаи, к счастью. О том, что я медик, все знали от Бригитт, я сама рассказала ей об этом.
Тренировки на шпагах виконта и Андрэ… Как-то я видела по телевизору соревнования шпажистов — пара шагов, пара неуловимых для взгляда движений шпагой и окрик судьи… А здесь — настоящий танец. Необыкновенно красивый и опасный мужской танец, где есть все — мужественность и неповторимая грация, напор и временное отступление, резкие вскрики и шипение сквозь зубы… Улыбка на лице и короткие быстрые взгляды в мою сторону — вы смотрите, видите это, мадам?
Я видела… Видела всё — длинные ноги и узкие бедра, широкий разворот плеч и темную поросль под распахнутой на груди широкой рубахой. И мягкую опасную силу во всем этом, которая означала для меня надёжную защиту.
Его отношение к слугам… Это было что-то на грани, идеальный баланс — мне еще учиться и учиться такому. Строгость и приветливость, снисходительность в малом и разумная требовательность — поведение человека действительно в чём-то высшего. Это было поведение аристократа в настоящем, благородном понимании этого слова. Понятие включало в себя образование, воспитание, жизненный опыт, а отсюда и интеллект… Но не снобизм и заносчивость — ни в коем случае.
Он продолжал говорить мне «вы», целовал руки и провожал к столу и до спальни. Ловил выражение лица, угадывая настроение и самочувствие на сегодня. Искал в нем удовольствие и радость от его подарков и отношения.