А я понимаю, что тянет смеяться… нет — неприлично ржать! Красивое здесь время, что ни говори! А еще я потрясенно понимаю, что думаю сейчас на русском. Больше того — способ мышления, мысленные обороты! Сейчас душой я за триста лет отсюда! Что это? Отрицание всей этой ситуации, такой странный способ побега из нее? Психика чудит…
— После всего, что между нами было, так и быть — разрешаю, мсье, — выпрямляюсь я в кресле с придурковатой лучезарной улыбкой.
Де Роган делает какое-то резкое движение, или мне кажется? Отмечаю это краем глаза, на него не смотрю. Глупо, наверное — такой игнор… Но я и правда верила в него и надеялась на понимание.
— Я думаю, теперь последуют предложения относительно дальнейшей судьбы моего сына, — тороплю я графа.
— Да, мадам, — соглашается он. А я жду продолжения, и отвести взгляд трудно. Настоящая мужская красота штука редкая. Такая вот полная, безусловная, когда всё в комплексе — внешность, стать, голос, спокойная уверенность. Подрастет мой Франсуа и разобьет не одно женское сердце. Что не совсем и есть хорошо. Да… граф, как выдержанное вино, стал только лучше с годами — тут не отнять.
— Если бы я получил известие о мальчике раньше, когда ваш муж был еще жив, скорее всего, искал бы личной встречи с виконтом. Чем бы это закончилось, затрудняюсь сказать, — медленно подбирает он слова, — возможно, что ничем хорошим. Но теперь, когда Франсуа остался без надлежащей поддержки, я прошу вашего разрешения уведомить его о настоящем положении вещей.
— А что потом — дальше? — ровно интересуюсь я.
— Потом я изложу свои предложения, надеясь на его и ваше благоразумие.
— Мадам… — напряженно доносится из-за стола.
— Мсье полковник… — понимаю я, что рефери нам не нужен. Слишком личным становится разговор. А если даже «драка» и случится — это только наше дело.
— Бригадный генерал и мастер гардероба королевы, — мягко исправляет меня ла Марльер.
— Поздравляю, — глубоко втягиваю я носом воздух — истерический смех сейчас не ко времени: — Наверное, вы долго шли к этому.
— Несомненно — и долго, и трудно. Вы хотели что-то сказать? — с готовностью наклоняется он в мою сторону.
— Да — наедине, если можно, — встаю я.
Что-то там ворчит герцог. В ушах шумит кровь, язык чешется… Это черт знает какие нервы! Бесят все эти приличия! Реверансы со скальпелем в руке… Здесь и правда — красивое, но и страшное время. Чего стоит тот же контактный бой, когда холодная сталь — прямо в тело! Мой скальпель тоже своего рода колюще-режущее… Это оружие из той моей жизни, созданное чтобы спасать. Меня он может и не спасёт, но капельку уверенности, которой так не хватает, точно придаёт. Я сжимаю его крепче, что не остаётся незамеченным.
— Вы не раз доказали, что являетесь незаурядной женщиной, мадам. Но, судя по последним событиям, все же способны на импульсивные поступки. Я надеюсь на вашу разумность и прошу не делать глупостей, — настораживается де Роган.
— Понимаю,
Мы медленно идем по дорожкам маленького парка. Ходим туда-сюда… он действительно небольшой — дворцовая территория. И просматривается насквозь. Голые ветки уныло роняют редкие холодные капли — только что закончился тихий дождь. Я кутаюсь в огромный палантин и говорю, говорю… доходчиво, разумно, без нервов — как просили. Рассказываю, как не хотела для Франсуа участи бастарда, насколько близки были сын и отец и как тяжело перенес мальчик потерю. Привожу все мыслимые доводы против того, чтобы ставить Франсуа в известность об отцовстве графа. Он внимательно слушает и во мне просыпается надежда — вспоминаю, как Рауль называл его достойным человеком, как хорошо относится к нему Дешам. Я с надеждой заглядываю ему в глаза и даже улыбаюсь.
И тут он показывает зубы:
— Не надейтесь, я не отступлюсь, мадам, и только от вас зависит сделать это известие для мальчика безболезненным. Франсуа нужен мне и Дому и Дом его получит. Каким образом, вас не должно трогать, но он получит в итоге имя де ла Марльеров, замок во владение в Изере подле Гренобля, а после моей смерти и графский титул. Ради того, чтобы больше быть с сыном, я на время оставлю войска, сейчас это возможно — ныне мой полк влит в состав Фландрских волонтеров.
— А как же «мастер гардероба»? — вырывается с бессильной злостью и желанием уколоть. Но шпилька не замечена, сейчас другое время… Граф отвечает со всей серьезностью:
— Должность формальна и моего присутствия в Версале не требует.
И кто его знает… но шутить по этому поводу больше не хочется. По крайней мере он боевой генерал, а не паркетный шаркун. И я пробую еще раз — со всем уважением к его заслугам:
— Новость искалечит Франсуа душевно, мсье. Он уважает и любит меня, как мать. Его отец умер. Что останется у него после того, как он узнает обо мне такие вещи?