"Фантастика 2023-110". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)

А я живу в чужом, незнакомом, враждебном мире. Беспокоит не собственное состояние… нет, мучает только одно — как там без меня Франсуа?! И за Дешама страшно — он так кричал тогда… Нет покоя душе, поэтому и сон — дрянь. По полночи стою у окна, а за ним деревья, но не такие, не те!

Память возвращается, но медленно — тускло, серо, неинтересно. Я и правда когда-то жила здесь, но музыка и Шония — это всё, что я в состоянии принять для себя безусловно. Этот мужчина — якорь, который держит и не даёт мне скатиться во что-то страшное. Может и в настоящее сумасшествие. И вспомнила я его сразу же, особенно — голос. А еще он привычно целует мне руку и это странным образом успокаивает.

И только в прямой связи с ним всплывает со дна памяти куча всего — названия медицинской аппаратуры, термины, порядок проведения операций, лица ребят… да — Вера, Стас… Шония для меня крепкая ниточка, связывающая с этим миром, слабенькая надежда на то, что будет время прийти в себя и разумно во всем разобраться, не скатившись до этого в свой персональный ад. По факту, он здесь единственный близкий для меня человек.

— Маня, ты отказываешься их вспоминать? — сел он тогда возле меня, — а меня помнишь? Улыбаешься?

И замолчал, давая мне время. Только смотрел так… Странное это было выражение лица, блаженное какое-то, или благостное — будто светился изнутри. Это трудно объяснить и еще труднее поверить в настолько огромную радость! За меня радость. А потом покачал головой, зарылся лицом мне в ладонь и оторвался от нее уже с улыбкой. И я тоже смотрела, будто заново узнавая его — соскучилась. Тоже улыбалась. И что-то дернуло вдруг прошептать то, что повторяла десятки, если не сотни раз за всё то время — там. Стоило взять в руки медицинский инструмент или даже просто перевязочный и я просила в голос или мысленно — о поддержке и помощи:

— Благословите, шеф, — сейчас получилось тихо и хрипло.

— Это я… да запросто, — чуть замялся он и вдруг опустился на колени у кровати, прижавшись губами к моему лбу: — Благословляю — выздоравливай, солнце.

— Нет… не так же, — дрожали у меня губы.

— Да всё так, ты просто не знаешь как нужно, — уткнулся он лицом в подушку, виском к виску со мной, тяжело вздохнул куда-то туда: — Ничего, всё будет хорошо, я обещаю.

Любимая присказка Рауля — «тout ira bien». Я крепко сжала веки в надежде сдержать слёзы. И не вышло, процесс пошел и потекло… по щекам, за уши, в волосы, на подушку. И вздрагивал рядом, жался ко мне виском Шония, сопел, опять бормотал что-то в неё сквозь зубы. Не хватало воздуха, заложило нос… я жадно вдохнула, а получилось почти рыдание.

Незнакомый голос заставил открыть глаза:

— Эмоции, это хорошо. Но тут у вас, ребята, явно перебор. Давай… кончай уже, Гоша.

— Да почти уже… Виталий Иванович… — оторвался от подушки Шония.

— Машу в краску вогнал… хорошо она реагирует на тебя, замечательная эмоциональная реакция. Машенька, устала?

Я еще крепче стиснула веки. Все эти намёки, шутки, попытки поддержать меня и даже развеселить! Если бы они знали!

— Я буду часто заходить. Тебя сейчас в интенсивку — там с этим проще, — поднялся он с колен и потянулся ко мне рукой. И я с трудом, но дала свою — привычно, как всегда. Он секунду помедлил, придерживая её двумя руками, потом склонился и поцеловал. Я кивнула, отпуская его… хотелось спать.

Со временем мне становилось легче и одновременно труднее. Легче, потому что вспоминался язык, восстанавливались двигательная активность и речь… Мы не замечаем, насколько просто пользуемся всем этим, освоив в детстве. Сейчас же всё происходило через усилие и неважно — в голове оно или мышцах. До полного выздоровления было еще далеко, а я всё больше задумывалась — зачем?

Вначале я очень ждала Шонию, буквально нуждаясь в нем. И если бы он просто молча посидел рядом… но он что-то говорил, рассказывал — о работе, погоде, друзьях, больничных новостях… И постоянно заглядывал мне в глаза, будто о чем-то догадываясь, но не решаясь спросить. И в конце концов, я замкнулась и замолчала и с ним тоже. Нет, я все так же ждала его, прислушиваясь к звукам шагов за дверью, с облегчением встречала взглядом… а дальше — ничего. Он стал напрягать, меня совершенно не трогало то, о чем он говорит — все вокруг продолжало оставаться чужим и всё более чужим становился он. Понятно, что во всем этом его жизнь, но она уже не моя…

Были попытки открыться психологу. Медицинский психолог владеет методами коррекции, он может помочь — я хотела этого. Хотелось… нужно было как-то договориться с самой собой, найти хотя бы временное равновесие в этом мире, потому что начали приходить мысли страшные, грешные — о возвращении в тот.

Но врач не вызвала человеческого доверия, или это со мной что-то было не так… Потому что я не могла объяснить, почему меня приводят в ужас собственные голые ноги, выглядывающие из-под халата. Вставая, я всегда куталась в простыню… Нельзя было рассказать о тоске по сыну, которая буквально жрала меня изнутри. Понятно, что после этого в помощь психологической реабилитации могут быть подключены медикаментозные средства.