"Фантастика 2023-111", Компиляция. Книги 1-15 (СИ)

Но я не успел подумать что-то еще, как в прихожей раздалась возня.

— А вот и Михаил Игнатьевич! — всплеснула руками Вероника Анатольевна. — Пойду встречу его, а вы пока не стесняйтесь, попробуйте чайку! Только сахару у нас нет, к сожалению, но вы с вареньицем. Оно домашнее, вкусное.

— Спасибо! — поблагодарил я от всей души, а сам вжался в кресло еще больше. Не знаю, боялся ли Михаил Игнатьевич повстречать меня вновь, но мне уж точно было… неудобно, что ли?

Из прихожей доносились голоса, понять которые я не мог несмотря на мой уникальный слух. Но чувствовалось, что Михаил Игнатьевич очень взволнован и что-то пытается объяснить своей супруге, а та, в свою очередь, его отчитывает. До меня лишь одно слово донеслось: «Пил?».

Но если каким-то событиям суждено случиться, то они рано или поздно случаются. Поэтому, когда я уже раздумывал над тем, выпрыгнуть ли мне в окно да свалить к такой-то фене, в гостиную вошел Михаил Игнатьевич.

Вошел и тут же вышел.

Я усел заметить только, как его и без того бледное лицо стало настолько бледным, что можно было разглядеть вены.

Сначала все было тихо, но потом в прихожей поднялась такая брань! Мать честная, а я думал, старушка совсем слаба и опечалена всем на свете, но это! Нет, конечно же, матов в прямом смысле не было, негоже старой женщине ругаться как подзаборная алкашня, но словесные обороты, которые вылетали из ее уст, были в диковинку для меня. Я и не знал, что можно из слов «бог», «честный» и «человек» можно изобрести столько ругательств и упреков!

В конце концов, Михаил Игнатьевич опять оказался в гостиной, а сзади его подталкивала супруга.

— Вы уж простите, ради бога, моего мужа! — причитала она через его плечо. — Последнее время он стал суеверным как сам черт!

Я встал и протянул Михаилу Игнатьевичу руку, но он еще сильнее побледнел и не стал ее жать.

— Господи, прости наши грешные души и защити нас от нечистого! — взмолился он плаксивым голосом, подняв глаза к старой, но красивой хрустальной люстре. — Господи, пощади…

— Да как тебе не стыдно, в самом деле! — взревела Вероника Анатольевна. — К тебе человек по делу пришел, портфель твой принес, а ты его за нечистого принимаешь!

— Он отродье Сатаны! — взревел в свою очередь Михаил Игнатьевич, тыча в меня дрожащим пальцем. — Он вурдалак, вампир! Нечистый! О, Боже!

— Да какой же он вампир, голубчик?! Ему надо копию сделать!

— Копию сделать? Пусть он лучше улыбнется тебе своей дьявольской рожей! — не унимался Михаил Игнатьевич, крупно дрожа. — Пусть он оскалится, зверь во плоти!

Вероника Анатольевна от бессилия хлопнула себя по бокам, но вдруг повернулась ко мне и решительно сказала:

— Ну уж вы-то не подыгрывайте старому дураку! Улыбнитесь для порядка!

Я улыбнулся, но губ не открывал. Получилось, по-моему, неплохо и удовлетворило б любого… но не трясущегося от страха толстяка. Он, едва ли не плача, проорал что-то неразборчивое, а Вероника Анатольевна попросила так же жестко:

— Вы извините нас, молодой человек, но покажите этому полоумному зубы. Пусть успокоится, дурак, да и мне спокойней будет.

Я несколько секунд раздумывал над ее просьбой, а затем пожал плечами и улыбнулся во все свои тридцать два зуба. Естественно, два из них были ненормально большими.

Вероника Анатольевна ойкнула, перекрестилась и упала в обморок.

Михаил Игнатьевич тоже ойкнул, тоже перекрестился, но в обморок не упал, а схватил удачно подвернувшийся под руку крест с распятием и в религиозном исступлении направил его на меня.

— Иззыди, Сатана! Иззыди!

А мне этот спектакль довольно-таки надоел. Я устало провел рукой по лицу, стирая влагу, взял кружку и отпил чаю. Смотря одним глазом на толстяка, дабы ненароком не подвернуться под его распятие (оно килограмма три весит, не меньше!), я обмакнул палец в варенье и запихал его в рот. Хотя рядом и лежали маленькие серебряные ложечки, я не стал их брать, потому что серебро, мягко говоря, вампирам противопоказано.

Михаил Игнатьевич, заметив это, пришел в еще большее исступление и блажил так, что соседи наверняка заподозрили в этом доме как минимум начало конца света. Посторонние люди для меня были не нужны, и я, бросив хмурый взгляд на толстяка, тихо, но внушительно сказал:

— Успокойтесь, Михаил Игнатьевич! Ради бога, прекратите орать, а то я оглохну!

Толстяк замолчал, пару раз хлопнул глазами, но после принялся вопить с новой силой.

— Да заткнитесь же вы наконец! — рявкнул я так, что хрустальная люстра на потолке издала мелодичный звон. — Замолчите и поднимите жену!

На этот раз он действительно замолчал. Неуклюже усадив супругу на софу, он, постоянно озираясь на меня и бормоча какие-то проклятия, начал искать в комнате что-нибудь посущественнее распятия. Дошло, что не помогает, блин…

— Я к вам, собственно, по делу пришел, — спокойно сказал я, усевшись в кресло.

— Вот еще, буду я иметь дела с исчадьем ада! — воскликнул толстяк.

Я издал наполовину яростный, наполовину уставший стон и опять рявкнул:

— Сядьте же вы, наконец! Забудьте, что вы видели, разве это так трудно?