Капитан сделал пометки на листе бумаги и аккуратно убрал его в полевую сумку.
— Едем дальше. Ты, кстати, хорошо продвинулся в верховой езде. Надо будет еще фехтованием заняться и танцами…
— Чем? Танцами?!
— Да, да. И этикет подучить тоже. Без этого русскому офицеру никуда. Здесь, в Маньчжурии, не до танцев, но война-то скоро закончится, пора определяться.
— Мне еще никто к царю на службу пойти не предлагал, а если предложат, то я еще подумаю.
— Предложат, — усмехнулся капитан, — можешь не сомневаться. А насчет подумать… Что ты еще умеешь делать, кроме как танковым взводом командовать?
Сергей задумался. А в самом деле, что? Школа, училище, фронт. Ни профессии, ни высшего или хотя бы среднего специального образования.
— Например, я мог бы пойти учиться.
— А аттестат у тебя есть? — разрушил его планы Кондратьев. — К тому же в твоей школе латынь и Закон Божий не изучали. Да и кто тебя с такими знаниями в голове из-под контроля отпустит? Уж не наши жандармы точно. В армии же тебя контролировать проще, а в случае чего и приказать можно. Загонят в какой-нибудь дальний гарнизон, куда Макар телят не гонял, от социалистов и иностранцев подальше, и будешь армейскую лямку тянуть.
— А взвод?
— А что взвод? За вами всеми пригляд нужен, да и ценных специалистов среди вас хватает. Думаю, соберут всех в одной части, тебя и Мирошкина аттестуют в офицеры, остальных на сверхсрочную. Я уже и рапорт подготовил, предлагаю создать экспериментальную танковую роту.
— Трех танков на роту не хватит. А назвать ее лучше автомобильной или тракторной. И с точки зрения секретности лучше, и материальную часть найти проще.
Подумав буквально пару секунд, капитан согласно кивнул.
— Здравая мысль, до тех пор, когда мы получим что-либо способное двигаться и стрелять одновременно, можно готовить водителей тракторов и автомобилей.
— Только во взводе не все к работе с техникой пригодны. Да и в армии остаться тоже согласятся не все.
Ответ на этот вопрос у Кондратьева был подготовлен.
— Конюхи и огородники в армии тоже нужны. А что касается «не согласятся»… Кому они здесь нужны? Родственники их знать не знают, и сомневаюсь, что знать захотят. Денег у них нет, образования нет, жить им негде. А в армии они будут на всем готовом, заниматься привычным делом, да и платят сверхсрочникам неплохо.
— Хочешь, чтобы я донес до взвода это предложение?
— Да, лучше будет, если солдаты услышат это от тебя. И давай-ка этот овражек отметим.
Кондратьев полез в свою сумку за бумагой, Сергей автоматически, мысли были совсем о другом, бросил взгляд на часы.
— Четыре минуты.
Капитан сделал отметку и вернулся к прежней теме:
— Ну так что, пойдете ко мне в роту субалтерном?
— Подумать надо, — осторожно ответил Сергей. — Да и роты еще нет.
«Да и будет ли, еще неизвестно». Но эту мысль лейтенант озвучивать не стал, предпочел перевести разговор на другую тему:
— Надеюсь, та деревенька конечный пункт нашей съемки?
— Я тоже надеюсь, — откликнулся Кондратьев.
Вскоре всадники остановились у крайних фанз.
Получив приказ, казаки шустро прочесали брошенные фанзы и притащили полуглухого и полуслепого старика. Капитан попытался узнать у него название деревни.
— Шима пуцза — дзяо ши маминза?
Старик только качал головой и твердил одно слово:
— Путунда.
«Путунда» означает не понимаю. В начале съемок некоторые офицеры принимали этот ответ за название деревни. Так на листах съемки появлялись «Путунда 1-я», «Путунда 2-я» или «Путунда большая» и «Путунда малая». От старика толком ничего не добились, и его пришлось отпустить. Обратно возвращались другим маршрутом. Сергей думал о будущем, механически отмечая прошедшее время, Кондратьев решил его не отвлекать, лейтенанту предстояло принять важное решение, может быть, самое важное в своей жизни.
— Да не ори ты, младшой, — одернул не в меру разошедшегося Мирошкина Ерофеев. — Тут глоткой не возьмешь, тут думать надо.
Младший лейтенант хотел было одернуть обнаглевшего сержанта, но не рискнул. Оба были в одинаковых солдатских шинелях без погон, к тому же механик почти вдвое старше.
— А без присяги никак? — поинтересовался наводчик Рябов.
— Никак. Где ты видел офицера или сверхсрочника, не принявшего присяги?
Тут опять влез неугомонный Мирошкин:
— Но ведь придется присягать на верность царю, да еще и перед Богом!
— Бога нет, — донеслось откуда-то сзади.
Сергей в дискуссию до поры не влезал, смотрел за реакцией остальных. Кроме Мирошкина и еще пары-тройки солдат, высказавших резкое неприятие, и еще нескольких угрюмо промолчавших, остальные отнеслись к идее устройства своей послевоенной жизни пусть и без энтузиазма, но и без отрицания. Сам он еще окончательно ничего не решил, но и другого приемлемого пути не нашел.
— Есть, нет, какая разница? В семнадцатом царь все равно отречется, — заметил один из пехотинцев.
— А если нет? Если все по-другому пойдет? — это уже радист Малышев.
— В конце концов, товарищи Буденный и Рокоссовский тоже эту присягу принимали, — заметил Ерофеев. — И кому это помешало?