"Фантастика 2023-119". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)

Он не стал продолжать. Ни к чему будоражить девочку, особенно сейчас. Подхватил ее на руки, осторожно сделал шаг, второй. Третий. Преодолели. Без какого-либо сопротивления. В следующий раз, решил Игорь, надо будет попробовать ей самой. Может быть, однажды пропустило ее, пусть с моей помощью, это не важно… пропустило — и как бы запомнило. Как будто запрограммирована эта невидимая дрянь… Или наоборот: не запомнено, не запрограммировано, тупая дрянь остается тупой дрянью, а вот в человеке, принудительно «протащенном», — в нем перестраивается что-то, появляется способность к «самопротаскиванию»? Или причина только во мне, в моей — Игорь внутренне усмехнулся — эксклюзивности? А если эксклюзивна еще и Марина, то Иван-говорун неправ: у Марины-старшей, моей Марины было такое же свойство, они же с дочкой абсолютно одинаковы, и, значит, не трижды уникальна она была, а четырежды… Впрочем, это как раз проверяемо: беру какую-нибудь Маринину соседку, взваливаю на себя, преодолеваю чертову преграду… или не преодолеваю… можно еще с Федюней попробовать… и зазнобу его прихватить… помрут со страха…

Нафантазировал, однако. Все это вилами по воде писано, а главное — все это потом, потом. Одно только из головы не выкинешь: опоздал. Пришел бы сюда парой лет раньше — спас бы свою Марину. Хотя бы в тот стазис на шестнадцатом уровне погрузил.

А где я был, что я делал два года назад, попытался вспомнить он — и не смог.

Стоп, стоп, потом, потом.

И действительно — стоп. Девятый уровень, ход на Отшиб.

— Все, побежала, — сказала Марина. — Спасибо вам! И приходите.

— Мимо не пройду, — ободряюще улыбнулся Игорь. — Удачи!

***

В пути Игорю не встретилось никого — в том числе и в секторе «раз-раз»: по здешнему времени стояла глубокая ночь. Соответственно и пригашено было освещение улицы-коридора.

Решил сначала заглянуть к Лавуне. Подойдя к двери, услышал замысловатые посвисты. Осторожно приоткрыл дверь, заглянул в щелку. Наружное освещение позволило различить складчатую тушку, одиноко раскинувшуюся на ложе. Вспомнились Федюнины восторги: первейшая красавица. Зрелище не для слабонервных…

В Федюниной «отсечке» — наоборот: хозяин лежал на скамье, был одет, укрыт вторым «пальтешком», звуков не издавал. Спал, однако, чутко: стоило Игорю поставить на столик пакет, набитый упаковками с сухофруктами, как Федюня зашевелился, приподнял голову. Грузно сел. Сипло сказал:

— Путник пришкрёблимшися… Ты чаво посередь нощи?

— А поздороваться, Федюня? — улыбнулся Игорь.

— Сызнова зубья щерит… — забормотал тот. — Ужо тобе, мил человёк мудан Путник, здорово поживамши коли таково…

Игорь присел рядом. Попытался объяснить:

— Улыбка — это знак доброго расположения.

— Знам я, знам… А все одно боязно… А ты, Путник, чаво не почиваш?

— Не время мне спать, Федюня. Ты уж не обижайся, что разбудил я тебя. И что толковать с тобой времени нет — тоже не обижайся.

— Дык в нощь-то кто ж с тобой толковати станет… Путник ты бымши, Путник и остамшися…

— Ладно-ладно, — согласился Игорь. — Мне и правда некогда, но решил тебе гостинца забросить.

Федюня опасливо покосился на пакет.

— Енто чаво ж ты притаранимши?

— Чернослив. Для здоровья.

Эх, мимолетно огорчился он, хотел же купюры принести, на пробу, да забыл в спешке. Жаль, тоже ведь, небось, грубая клетчатка… Ну, в следующий какой-нибудь раз…

Федюня тем временем бубнил:

— Вумной ты, Путник, коли ты есть мудан. А все одно Путник ты, как есть Путник. Ай не кричамши я тобе, дескать, мене от ентих кушаний пучит, спасу нету? Желёзок укусных притаранил бы, ёно бы и ладно…

Теперь Игорь улыбнулся намеренно:

— Федосий! Ну-ка не капризничай! Пучит его… Потерпишь! На одних твоих желёзках ты скоро чахнуть начнешь, а потом помрешь! Понял? Давай вот прямо при мне начинай полезное лопать!

Он вытащил упаковку, вскрыл ее — Федюня при этом затравленно сжался, — взял в горсть несколько черносливин, протянул бедолаге. Тот, помедлив, сунул одну в рот, замер.

— Жуй! — скомандовал Игорь. — Да косточки не грызи, балда! Косточки все сохранишь, я в следующий раз наведаюсь — предъявишь. Знаю я тебя — выбросишь всё, а мне скажешь, мол, с косточками смолотил.

Дело потихоньку пошло. После десятой черносливины Игорь сжалился:

— Молодец, Федюня! Вот так и дальше, а то сил на Лавуню не будет. И ее этим корми тоже!

— Злой ты, Путник, — горько произнес Федюня. И зачастил: — А что до Лавунюшки, дык ёна мене надысь прогнамши. Умаямши ты мене, кричит! Сопля ты, кричит, недосморкатая! Потому — карахтер у ей… Пшел, кричит, отседова, опосля приходь, опосля! А я ея не маямши, енто ёна мене умаямши, от так от!

— Во-от, — наставительно сказал Игорь. — То-то ты и правда осунулся… Ничего, будешь чернослив есть — не умаешься. Колено-то твое как, зажило?

— Куды там зажило! Свёрбится колешко, моченьки нетути!

Федюня закряхтел, приподнял край хламидки, продемонстрировал колено. Следов травмы уже не было, но Игорь все же посочувствовал:

— Эх ты, страстотерпец…