"Фантастика 2023-119". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)

— Сегодня есть чем гостинцев нарезать… — откликнулся Игорь Юрьевич. И заговорил серьезно: — Маринка. Трудный вопрос у меня. Ты, конечно, еще не совсем взрослая, но… ты и дочь своей мамы, и такая важная в Марьграде персона… Вот скажи, как ты думаешь. Я сегодня, почти стопроцентно уверен, справлюсь с оболочкой. И что дальше? Когда две недели назад сюда прорывался, мысль была одна: Марина. Теперь мысли другие. Уходить одному мне незачем. Разве что помощь звать, но почему-то думаю, что, если один уйду, оболочка станет опять непроницаемой. Лыко-мочало, начинай сначала. Увести кого-то еще — смогу, вот наверняка смогу. Тебя — точно смогу. Но… Скажи что-нибудь. Маринка.

— Трудный вопрос… — повторила она. — Я все время об этом думаю, хотя и не совсем взрослая… Думаю — и разрываюсь напополам. Остаться — и прожить жизнь без любви? И еще, — понизила голос, — очень хочу котенка, прямо снится…

Игорь Юрьевич засмеялся, сразу оборвал смех, кивнул:

— Я понимаю. Ты не стесняйся, котенок — это тоже важно! Я серьезно! Подарю на день рождения. У тебя когда?

— Двенадцатого мая. Да ну вас… — отмахнулась Марина. — Вот. У мамы была любовь, большая любовь, я что-то даже помню… А у меня не будет? Знаете, девчонки — ну, сестрицы-подружки — об этом как-то и не думают. Не знаю почему. А я думаю, и мне страшно. Это одна половина, она меня тянет уйти за вами, если у вас получится. А другая половина говорит: ты что?! Ты здесь всех бросишь?!

— И?

— Что «и»? Какая половина сильнее? Не знаю. Наверное, третья: если уходить, то всем. Даже Местным тоже. Или, если кто-то останется, то уходить и возвращаться. Не бросать. Мне кажется, дядя Саша тоже так думает. А вы?

Игорь Юрьевич помолчал. Потом сказал:

— Я постараюсь сделать так, чтобы уйти смогли все, кто хочет. Не знаю как это сделать, но буду очень стараться.

Он взглянул на часы, наморщил лоб, пошевелил губами, объявил:

— Так. Ты полюбуйся звездами, я нарежу, — хмыкнул, — желёзок. И пора к Федюне.

***

До Федюни не дошли — он сидел на скамейке в Клавунином отсеке, вместе с хозяйкой. Оба выглядели утомленными. Однако, увидев пришедших, Федюня оживился:

— Путник! — тоненько закричал он. — Да с Мерюлькой-лека́ркой! Гля, гуленько-женушко мое Лавунюшко, гостя́ к нам каковы́е!

Клавуня что-то пробормотала неразборчиво, вскочила, просеменила к двери, развернулась, исполнила книксен — смех и грех, подумала Марина, — скрылась в помещении.

— Опасаемши, — объяснил Федюня.

— Здравствуй, дружище, — сказал Игорь Юрьевич, явно сдерживая улыбку. — Ты бы убедил женушку, что муданы не страшные.

— И-и! Како́ не страшны́е! Енто я не боюся… да и то… ты не щерься, Мерюлька, бо хоробро́й я, а и то боязно́… Ну дык садитеся, гостя́ дорогие, что ль…

Игорь Юрьевич покачал головой:

— Спасибо, Федюня, мы на минутку. Это вот вам с Лавуней от нас гостинец, — он положил на скамейку связку «желёзок». — И о другой еде не забывайте! Помнишь, я тебе наказывал? Видел я, видел, ты там хорошо подъел, так держать! А я сегодня ухожу. Совсем. Наверное.

— Эко… Куды енто?

— В большой мир, дружище. К людям.

— Путник ты и есть как есть, — важно сказал Федюня. — Людя́ енто мы тута, а ты, стал быть, к мудана́м к иным собрамши́ся, а нам тута помысли́ти об том жуть одная. Да и каково́ ж ты уйтить собрамши́ся, Путник, ась? Черёз загородку-то ёно никаково́, а и без загородки тож никаково́, потому, — он воздел ручонку, — Покрытьё, о как!

— Долго объяснять, — вздохнул Игорь Юрьевич. — Но скажу тебе вот что. Марьград — он вроде верблюда. Знаешь, что такое верблюд?

— Видамши по гляделке, Шушулька, бывалоча, притаранивамши. Страшно́й зверь, да, а ты сызно́ва как есть Путник, бо верблюд есть звери́ще, а Марьград наш есть град, от так от!

Марина уловила скрытую грусть в голосе Игоря Юрьевича:

— Понимаешь, Федюня, верблюда как-то раз спросили: почему у тебя шея кривая? А он в ответ: а что у меня прямое? Ну да ладно. Ты скажи, колено-то болит?

— Како́ тако́ колешко? Здорово́й я!

— Забыл уже… Ну и хорошо.

Игорь Юрьевич протянул руку, положил ее на голову Федюни, легонько погладил складчатую кожу. Тот сначала сжался, замер, потом вдруг пробормотал: «Ой добро́й ты человёк, хоша и мудан…», боднул руку — как кот, подумала Марина, вот-вот замурлыкает.

— Ну, нам пора, — сказал Игорь Юрьевич. — Береги себя, друг, и Лавуню береги.

— Дык берёгу! — зачастил тот. — Каково́ ж ея не берёгати? Бывай, Путник, а ты, Мерюлька, заходь к нам, заходь, бо робёночков мы ро́дим, Лавунюшко-то покедо́ва кочевряжи́мшися, да ить я упорно́й, я свово завсёгда добьюся, ёя, лапу́шку мою, добимшися и робёночков добьюся, а ты, стал быть, Мерюлька, нам во спомо́чь будешь…

— Счастливый ты! — вырвалось у Марины.

Вслед донеслось: «Дык како́ есть счастливо́й!», и она шепнула Игорю Юрьевичу: «Любовь…»

***