Конечно, теперь никто меня из Моухея не выпустит. Сбежать? Догонят на дороге. Ларри не придется ехать в Калифорнию, так далеко забраться мне не удастся, даже если найду способ превратиться в человека-невидимку. И чего я не слушал мать, когда она повторяла, что любопытство до добра не доводит? Так уж надо было узнавать, что творится с Джейком?
«Надо», — отвечал я сам себе. И снова видел безобразную морду, с которой таращатся выпученные глаза моего друга. Кого я собрался спасать? Зачем? В Джейка надо всадить десяток серебряных пуль и так же поступить со всеми моухейцами. А дома их сжечь. Всю землю тут выжечь и солью засыпать. Но здравый смысл развеивал эти правильные мысли, как ветер — колечко дыма. Я никогда не смогу перебить моухейцев, помощи ждать неоткуда, осталось только выбрать: сдохнуть, в криках корчась на земле, пока вокруг мутанты щелкают зубами, или встать на их защиту. Выбор, который стоял перед большинством немцев в тридцать третьем году. Но их вряд ли тошнило от вида фюрера. А может, охваченные оголтелым патриотичным восторгом, они и не заметили бы внешнего преображения вождя?
Да какое мне дело до истории! Сейчас надо думать только о себе. О том, что личная история Уолтера Хиллбери пишется в этой деревне на черновике романа Джейка Риденса. Думать о боли, смерти и неизбежности.
О возможности жить, дышать, писать, если захочется — и привыкать к монструозной сущности соседей, убеждая себя, что бывает и хуже: живут ведь люди бок о бок с серийными убийцами, некоторые своих детей им доверяют. А потом закрывать глаза и думать о том, как будут жрать твой труп. Как не хочется умирать. Словом, об этой треклятой жизни, подсовывающей подлянки, как раз когда начинаешь воображать себя везунком!
Иногда мне хотелось заорать — так стискивала мозг безнадега, страшная и уродливо мускулистая, явно родившаяся в Моухее. Но я сдерживался, вдавливая ногти в ладони и до хруста стискивая зубы. Только один раз, когда на второй день вместе с Ларри в подвал спустилась Кэтлин, мой крик услышали, наверное, в центре Гэлтауна. Рассудок не принимал в этом участия: я повернул голову на двойной звук шагов, увидел рядом с Ларри его красавицу-жену и слетел с дивана, словно пинок получил. Рот распахнулся сам собой, я закрыл глаза и вопил, как малыш. Вот вам и супермен! Получите! Да ни один книжный герой не позволил бы себе так опозориться! Мне полагалось бы выпрямиться во весь рост, нахмуриться или засмеяться, сделать вид, что не замечаю Кэтлин, или плюнуть в ее сторону, только не сжиматься в комок, крича и жмурясь от страха.
О'Доннелы все поняли и входить ко мне стал только Ларри. Приносил еду, спрашивал о самочувствии и передавал приветы от соседей, но не требовал принять решение немедленно и не говорил, чтобы я выметался. Как заботливый старший брат, он сидел рядом, пока я ел, рассказывал, как весело прошли вчерашние танцы, как хорошо чувствует себя Джейк и как он сам нервничал, впервые увидев пир монстров. Да и преображение доченек не слишком легко далось. Если быть откровенным до конца, он надеялся, что девочки будут обычными людьми. Но ведь никто не обещал нам, что все желания сбудутся, правда, Уолт?
Я отмалчивался, пропуская девять из десяти его слов мимо ушей. Хотел спросить о Делберте, но передумал. Моухейцы знают, что «выродок» с самого начала старался выдворить меня из деревни; если я откажусь им пособничать, еще решат, что это с Делбертовой подачи, и оторвутся на мальчишке всем скопом. Лучше не злить гусей. Увидимся, когда я выйду.
А когда это будет, я предположить не мог. Дверь в подвал больше не запиралась, я выходил, если требовалось посетить туалет, но торопливо возвращался обратно, не пытаясь даже выглянуть в окно или в приоткрытую дверь черного хода. Высунуть нос на улицу значило снова увидеть моухейцев, а этого мне хотелось меньше, чем упасть в жерло вулкана. Может, взяться тут за новый роман? Попросить Ларри привезти компьютер и стучать по клавишам, ухватившись за их послушную податливость, как за единственный мосток из Моухея к нормальности. Написать о человеке, который выжил в кораблекрушении и попал на остров, населенный людоедами. Его приняли за бога (судя по массе приключенческих книг, дикари на островах только и делают, что ждут, пока из океана вынырнет измученный и голодный белый бог), предоставили лучшую хижину в поселке, приносят еду и цветочные венки и пускать дорогого гостя на жаркое, естественно, не собираются. А он роет громадную яму, укрепляет ее бревнами и прячется в этом блиндаже, отказываясь от солнца, ветра, от запахов цветов и вкуса океанской соли, лишь бы не видеть каннибальских пиршеств. Когда через несколько лет на остров высадится британский десант и уничтожит аборигенов, матросы будут поражены, наткнувшись "на блиндаж. И еще больше удивятся, увидев, что сумасшедший, которого они оттуда вытащили, — белый.