Зиновий Петрович торопливо протер залитые кровью линзы лежащего на палубе бинокля и направил его на английский корабль. Что ж, по крайней мере, рескрипт о лишении звания ему не зачитали, зато сам он несколько раз прочитал свою характеристику, данную британскими джентльменами: «Рожественский туп, прямолинеен, узкообразован, политически и экономически безграмотен, на фоне комплекса славянской неполноценности и при умеренной лести внушаем и податлив…»
«Вот сейчас и посмотрим, как я податлив!»
– Вице-адмирал Рожественский принял командование! Машина, – гаркнул он в раструб переговорной трубы, – доложить обстановку!
– Слава богу, хоть вы, вашпрство, живы! – донеслось из железных недр. – Ход имеем, но наблюдается фильтрация воды в первую кочегарку! Минут через десять будем вынуждены вывести из дела половину котлов!
– Держать ход, пока возможно, – распорядился адмирал, вытаскивая пробку из второго амбушюра. – КДП! КДП, матерь вашу через три якоря!
– КДП разбит, – услышал он хриплый голос прямо за спиной, – дальномерщики погибли все. Погреба главного калибра пусты, по левому борту действует одна трехдюймовка, оба шестидюймовых каземата разбиты, – доложил минный офицер Колпакиди.
– Минные аппараты? – деловито уточнил адмирал, сдержав гримасу недовольства: по очередному совершенно безумному распоряжению тирана год назад Черноморский флот просто-таки запрудили наскоро выученные выходцы из торгашей, рыбаков и контрабандистов.
– Левый «Аз» разбит безвозвратно, «Буки» требует ремонта в пять-десять минут. Носовой, кормовой и оба правого борта в порядке, готовы к стрельбе, ваше превосходительство!
– Без чинов, мичман, – усмехнулся Рожественский. – Все одно там, на дне, крабы не особо в погонах разбираются. Ступайте вниз, готовьтесь бить правым бортом по «Пауэр-фулу».
– Правым, господин адмирал?
– Десяти минут нам не дадут. А последнюю кочегарку затопит – и все, попадем под сосредоточенный огонь и пикнуть не успеем. Поэтому через минуту делаем полный разворот, заодно и поближе к англичанину подойдем.
– Слушаюсь, вашпрство!
Моряк выскочил из рубки, и Рожественский услышал, как тот кричит на бегу:
– Костров! Костров, твою мать! Шестидюймовки правого борта к бою! Сейчас адмирал тебя ими на британца развернет!
– Ну хоть от этого толк будет. Если выживет. Машина! – крикнул в переговорную трубу оставшийся в одиночестве адмирал. – Приготовиться к развороту влево на шестнадцать румбов. Сразу после разворота выводите носовую кочегарку из дела, лишних людей – наверх.
– Готовы, вашпрство!
– Лево на борт! Левая машина – полный назад, правая – полный вперед! Разворот!
– Что же он делает?! – охнул кто-то из офицеров.
– Атакует «Пауэрфул», помоги ему Господь, – вздохнул Фёлькерзам. – Среднему калибру – дробь: не зацепить бы своих… Сосредотачиваемся на «Илластриесе». Стреляем поочередно, с интервалом в двадцать секунд. С Божьей помощью и его достанем.
– Дистанция шестьдесят восемь! Противник открыл огонь! Недолет пять!
– Русский пустил мины, сэр! Две торпеды, с дистанции двенадцать!
– Право на борт! Пропустим торпеды слева и вернемся на прежний курс. Скорость держать в шестнадцать узлов: сейчас он продолжит поворот, и мы накроем его продольным огнем на попытке отхода. Думаю, много ему не надо!
Два пенных, хорошо видимых следа прошли вдоль левого борта «Пауэрфула», но когда крейсер открыл огонь, еще одна торпеда, третья, выпущенная из кормового аппарата, ударила его под мидель. Черноморская вода хлынула сразу в две расположенные одна за другой кочегарки. А когда «Апостолы» описали полную циркуляцию, почти неподвижный крейсер подбросила еще одна мина, выпущенная в подходящий момент мичманом Колпакиди из только что починенного аппарата левого борта.
– Григорий Павлович, а давайте-ка мы с «Синопом» ход сбросим до восьми узлов. «Пауэрфул» тонет вполне благополучно, «Илластриесу» нашему немного осталось: вон как он носом просел. Лучше будет, если мы мистеру Фишеру пряничком перед носом помашем, сделаем вид, что конвоируем «Апостолов». Они сейчас не более девяти дадут. Пусть господа британцы думают, что у них получилось нас хотя бы затормозить! А то ведь расстроятся и уйдут… Что потом с ними делать?
– «Илластриес» кренится! – закричал сигнальщик. – Перевернется вот-вот!
– Сколько мы, Григорий Павлович, в него всадили-то?
– Наших снарядов выпущено пятьдесят два полных четырехорудийных залпа, из них пять попаданий коммонами в палубу и надстройки и четыре фугасных. Плюс близкие разрывы, но их, прошу прощения, не сочли-с. И «Синоп» дал с дюжину залпов, все фугасами, и тоже пару-тройку раз попал, когда покончил с «Викториесом».
– Что у нас со снарядами? Довольно ли?
– В кормовых погребах резерв в сорок бронебойных и двадцать шесть фугасов, коммоны кончились все. В носовых – восемьдесят бронебойных, коммонов шестьдесят штук… ЕСТЬ!
– Сохрани, Господи, души моряков английских. Может, и спасется кто… Дистанция до вражеской кордебаталии?
– Сто двадцать, и сокращается довольно быстро.