А потом была длинная нудная работа по изучению эффективности государственных аппаратов разных наций и стран в Европе, в Азии, в России, от Древнего Рима и до современного Вашингтона. Сведение в огромные таблицы форм контроля за чиновниками, перечисление вариантов личной мотивации государственных служащих, способы измерения их усердия и умения. И целые грозди разочарования с пониманием, что сложные вопросы не имеют простых решений. И, как и предупреждал император, Парижская коммуна, гордость всех революционеров, на которую буквально молились все марксисты, оказалась совсем не эталоном народовластия, за свои семьдесят дней продемонстрировав редкую непоследовательность и неэффективность.
Люди, оказавшиеся в Париже у власти весной 1871-го, были хорошими ораторами, но никудышными организаторами. В руководство коммуны входили двадцать восемь рабочих, восемь служащих, двадцать девять журналистов. Эта разношерстная публика напринимала множество деклараций: об уничтожении милитаризма, эксплуатации, привилегиях, об отделении церкви от государства, о светском характере образования… И все эти прекраснодушные призывы практически ничем не подкреплялись.
Устанавливались выборность, сменяемость и подотчетность чиновников, зарплата которых приравнивалась к средней зарплате рабочего. Уничтожалась полиция, провозглашалась замена армии всеобщим вооружением народа. Церковь отделялась от государства. Они провозгласили множество нововведений, вызвавших восторг бедноты: восстановили отсрочки по платежам, отказались платить контрибуцию немцам, объявили об установлении рабочего контроля на крупных предприятиях и отмене штрафов, ввели всеобщее бесплатное образование, декларировали равенство полов, обещали открыть бесплатные столовые для бедноты и множество чего еще, что соответствовало представлениям социальных низов о справедливости и счастливой жизни.
Но претворить в жизнь все эти благие начинания коммунары не смогли. То, что выглядело просто и понятно в трудах теоретиков социализма, оказалось трудно выполнить на практике. Все хотели «получить по потребностям» прямо здесь и сейчас, но готовых чем-то для этого пожертвовать было мало. Созданные вместо упраздненных министерств комиссии коммуны были недееспособны: их хаотичные и противоречащие друг другу указания выполнялись выборочно или игнорировались. По сути, единственным зримым результатом деятельности коммунаров стало обрушение установленной в честь побед Наполеона I Вандомской колонны, объявленной «памятником варварству, символом грубой силы и ложной славы».
Революционеры не смогли даже восстановить производство и ликвидировать безработицу, достигшую восьмидесяти процентов. Город жил бедно. Триста тысяч парижан без денег и работы ежедневно ожидали тридцати су, а руководство коммуны в это время выпрашивало кредиты у Ротшильдов. Картина складывалась парадоксальная: коммунары хотели сделать революцию, прибегая к помощи ростовщиков. Некоторые исследователи выдвигали сомнения: а была ли вообще попытка пролетарской революции?
Снабжение солдат продовольствием и боеприпасами практически отсутствовало. Самым вопиющим оказался конфуз с оружием: нацгвардейцы были вооружены старыми ружьями, в то время как на складах пылились 300 тысяч современных ружей «шаспо», 200 тысяч магазинных винтовок и 14 тысяч карабинов Энфилда.
В отрядах нацгвардии постоянно проходили митинги и переизбирались командиры. Иногда войска коммуны по непонятным причинам вдруг покидали оборонительные укрепления, тут же занимаемые версальцами.
Революционная полиция бросалась из крайности в крайность. То она распускала всех заключенных из тюрем, то вдруг задерживала несколько сотен заложников. Из этих схваченных почти наобум несчастных в последние дни коммуны расстреляли 63 человека, в том числе парижского архиепископа.
Финансовыми делами коммуны тоже руководили неумехи. В подвалах Французского банка лежало три миллиарда франков наличными и ценными бумагами, но коммуна даже не знала об этой грандиозной сумме. Ее комиссар Белэ, инженер по образованию, выпросил в банке кредитов на общую сумму в 16 миллионов франков, в то время как версальское правительство легко получило тайный займ в 267 миллионов.
Революционное правительство Парижа умудрилось за такой короткий срок подорвать доверие к себе даже в рабочей среде. Решения коммуны по социальным вопросам были отрывочными и нелогичными. Был запрещен ночной труд, но почему-то только в пекарнях. И так далее и тому подобное…
Коммунары рубились по теоретическим вопросам и занимались разрушением исторических памятников, а в это время Тьер укреплял свою армию.
Маркс, Энгельс, а позднее и Ленин публично превозносили Парижскую коммуну как пример первого пролетарского государства, а причиной ее падения считали исключительно жестокость озверевшей буржуазии. В частных письмах классики марксизма-ленинизма были более откровенны. Энгельс, например, соглашался со словами Гарибальди: «Парижская коммуна пала, потому что в Париже не было никакой авторитетной власти, а лишь одна анархия».