"Фантастика 2023-128". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)

— Так что там о позициях в половых отношениях народа и церкви? — настаивал я на четкой терминологии.

— Предписана всего одна позиция для супругов: он — сверху, она — снизу, — выдавила из себя милосердная сестра.

— Кем предписано? — настаивал я.

— Церковью. Так меня перед первой свадьбой наставляли.

— Ага… — ухватился я за лучик света в темном царстве полового мракобесия. — То есть предписано это ЛЮДЬМИ, так?

— Выходит, так, — согласилась со мной моя невеста.

— А что по этому поводу сказал Бог Живой? — требовал я от нее ответа.

— Не помню, — ответила она и с отчаянием добавила, повысив голос: — Я действительно этого не помню.

— А мы вот проверим, — вскочил я с кровати, чмокнув невесту в податливую щеку.

— Как? — удивилась она.

— Просто. По Священному писанию.

Встал с кровати, дошел до буфета, вынул оттуда синодальное издание Нового Завета с молитвословом и протянул этот томик баронессе.

— Найди это здесь. В словах боговдохновенных, — подпустил в голос торжественности.

Знал бы, во что это выльется, хрен бы стал провоцировать баронессу на такую разводку. Полночи, вместо того чтобы наслаждаться друг другом в «половых экспериментах», в последнюю, как выяснилось, дозволенную для них ночь, сидели за столом у керосиновой лампы два дурных полуночника в исподнем и торопливо в четыре руки листали Библию в поисках православной Камасутры.

В этом времени никто, кроме нескольких продвинутых товарищей, не знает, что идеология важнее всего. Во всем. Вот и тратил я время на идеологическую обработку женщины начала XX века, а то действительно заставит меня Наталия Васильевна трахаться миссионерским бутербродом. Силы воли ей не занимать при определенном идеологическом настрое.

Перекопали мы весь Новый Завет, включая Апостольские послания, и ничего, кроме осуждения блуда, не нашли. Никаких рекомендаций по позе, в которой Бог велел «плодиться и размножаться».

Из Ветхого Завета пришли на ум только осуждения Онана и гомосексуализма. Больше ничего в наших памятях не отложилось.

Припомнив судьбу Содома и Гоморры, я вдруг ясно осознал, что Господь Бог — гомофоб. Таким образом, вся толерастия двадцать первого века дана нам от Антихриста.

Общий консенсус был найден с третьими петухами. Завтра каяться будем только в блуде, в котором мы прожили последние дни. Без какой-либо конкретизации. Нечего престарелому отцу Мельхиседеку устраивать эротическое радио в две программы.

Венчание в храме прошло как предписано. Не длинно, не коротко, в самый раз. Отец Мельхиседек, как тонкий психолог, чувствовал настроение паствы очень хорошо. А паства уже активно чесала носы в предвкушении дармовой выпивки.

Да и на исповеди не стал он устраивать мне инквизиции, удовлетворившись лишь именным перечислением повседневных грехов, среди которых мы с баронессой запрятали слово «блуд». Отпустил нам грехи и велел идти и больше не грешить. Даже без епитимьи.

Между исповедью и венчанием мы свезли все, что нам пригодится в дороге, на Тришкино подворье, где уже стояли наши лошади и плетеный тарантас.

По ходу пьесы уговорили Тришкину жену постелить нам на сеновале. Чтоб ночью не стеснять никого.

— Да не по-людски это как-то… — удивилась та, — в первую брачную ночь — и на сеновале? Будто у вас дома нет.

На что ей было с апломбом заявлено, что дома у нас уже нет — этот дом уже ее, а на сеновале нам нравится.

Пожав покатыми плечами, крестьянка понесла в руках свой большой живот в избу — подавать нам обед.

Венчался я в парадном мундире полкового фельдшера, с медалями и погонами кандидата на классный чин. Для селян и широкая «сопля»[768] вдоль погона — признак большого начальника. Отставных унтеров на все село — раз-два и обчелся.

Наталия Васильевна стояла перед аналоем в скромном платье с белым передником и косынке сестры милосердия. В том наряде, в котором я ее встретил здесь.

Шафером с моей стороны выступал Трифон. Над баронессой в реянии ладана венец держала попадья.

Не поскупились односельчане и на зерно, которым нас обсыпали при выходе на паперть — для лучшего плодородия чрева женщины, которая несколько минут назад перестала быть баронессой.

А звонарь даже в колокола ударил по такому случаю. В надежде на лишнюю чарку.

За столом праздничным мы чинно просидели до тех пор, пока гости не стали упиваться. Все же два с половиной ведра[769] водки для редко пьющих сельских тружеников — это очень много за один раз. Мужик русский — вынужденный трезвенник, иначе с голоду помрет. Пьет он на редких праздниках, да еще когда на ярмарке расторгуется. Зато сразу в умат. В лохмуты. И для достижения такого состояния много на грудь принимать ему не требуется. Нет той привычки к спиртному, как, к примеру, у городских холодных сапожников или хохлов, привычных к шинку, которых в великорусских деревнях отродясь не было.

Как только разговоры за столом потеряли четкость речи, так мы с женой и слиняли потихонечку на Тришкино подворье.

Золотых десяток в моем кармане осталось ровно восемь.