Выпь поднял глаза на человека. Тот шевелил губами, повторяя сказанное. Прерывисто вздохнул.
— Как же ее… Их забороть?
Выпь погладил дикту.
— Есть способ, — сказал, будто наново чуя холод колец на горле. — Но один я не сдюжу. Она из тени стены пойдет, как солнце ляжет. В кости, в голову бить пользы не будет, шкуру надо сдернуть. Тогда рассыплется.
— Шкуру сдернуть, говоришь, — протянул человек, — легко сказать. Ты, я вижу, оборужен. У меня и ножа грибного с собой не найдется.
— Мой возьмешь, — сказал Выпь, но наперед делиться оружием не стал. — Как ты сюда попал?
— Мальчишке взялся помочь. Тот плакался, что сестра в лесу заплутала, ну я и влез по дурости…
Выпь задумчиво кивнул.
— Или щен ее, подлеток, или деревня жертвует, чтобы от себя отвадить.
Человек головой покачал.
— Нелюдское это обыкновение, случайных путников чудищу скармливать, чтобы свои выи прикрыть.
— Как раз-таки самое людское, — Выпь сел подле стены, скрестил ноги.
Достал из торбы тыкву-горлянку, перебросил спутнику.
— Вода.
Тот глянул с подозрением. Вытащил затычку, принюхался.
— Не потравлю, не бойся. В твоей смерти мне пользы нет.
Сам вынул из сумы наручи, затянул как следует. От движения поехал рукав, ясно глянул искристый браслет.
Человеку будто глаза укололо. Вздрогнул, сморгнул, отвернулся торопко.
— Кто ты такой будешь? Зверобой? — спросил хрипло.
— Нет.
— Имя хоть скажешь?
— Выпь, — скрывать Второму было нечего.
— Я Готтард, — назвал себя человек.
Второй промолчал на это. Имя он не спрашивал.
Закрыл глаза, затылком откинулся на земляную стену. Чувствовал за ней хожение, присутствие. Волчица не могла к ним выйти, покуда стена не распалась.
Готтард еще пытался заговорить, но Выпь не отвечал, слушая Волчицу. Думал.
До поры с этим зверем, совокупностью травяной и мясной пород, он не сталкивался. Читал только да слышал краем уха.
Выпь потер лоб. Пока ходил-бродил, сперва Юга, а затем сиринкс разыскивая, всяких гадов перевидал. И двуногих, и ползунов, и тех, у кого ног без счета. Все больше убеждался, что те, которые людьми прозываются, самые зверовитые.
Поднялся, только когда пробивающийся сквозь травяной излом дневной свет окрасился пыльным багрянцем.
Бесшумно приблизился, толкнул в плечо задремавшего Готтарда.
— Встань сбоку от стены. У Комь глаза вперед смотрят, тебя не приметит. Как на меня скакнет, ты ныряй в пролаз, пока распадок держится. Там ее колыбель. Бей ножом, руби, пока я Людоедицу держу.
Готтард шумно вздохнул, поправил в волнении очки.
— А ну как не удержишь или стена на место встанет?
— Удержу.
И так сказал, что Готтард поверил. Взял нож, крепко сжал. Встал в стороне, косясь то на стену, то на решительного Второго.
И сбылось по его слову. Земля вздохнула, вздрогнула и обвалилась, точно вода в песок. Шагнула из разлома Комь, Волчица-Людоедица. На двух ногах, с телом наполовину зверя, наполовину человека, с костяной волчьей башкой на длинной шее, цветочным венком на черепе. Руки в шерсти свободно опущены, в каждой по серпу-живокосцу. Глаза ее смотрели вперед и Выпь она увидела сразу.
Второй глубоко вздохнул, пряча страх. Тесно было здесь, и хозяйкой была Людоедица.
Прыгнула — Выпь вскинул дикту, ловя серпы и пнул Волчицу во впалый живот, под нижние ребра.
Зверица отскочила, ссутулилась, показала клыки. Закружили. Выпь старался не сводить глаз с противника. Душно пахло зверем, терпко — цветами. Комь прыгнула вновь, на сей раз целясь по ногам, но Выпь и здесь показал себя, ушел в сторону, успел задеть Волчицу диктой.
Волчица хрипло взрыкнула. Звук был утробный. Не вполне человечий, но и не звериный.
Второй отступил к алтарю, сдерживая наскоки Людоедицы, задел ногой горку. Горка хрупнула, дрогнула. Дрогнула и замерла Волчица, напряженно вытянула шею. Второй перебрал руками по дикте. Казалось ему, что кольца чуть мерцают, но, верно, только казалось.
Ударил — снизу вверх, целя в нижнюю челюсть. Волчица убралась, удар смазался, а серп пропахал открытый бок. Второй зашипел от чистой, острой боли, отскочил спиной назад и оказался аккурат за стеной, в разломе. Увидел безумные глаза Готтарда.
— Нет колыбели! — вскрикнул он. — Нет совсем!