"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)

Теперь иначе было. Шерл Юга повиновался. Шерл только вид имел и форму — волос. По сути, по природе своей, вмещал он в себя всю память Третьих. Юга то знание до себя не допускал. Держал плотиной. Утонуть, захлебнуться, себя потерять — не мог. Не хотел.

Второй осторожно сплел косу, стянул веревкой.

— А я говорю — рано. Пока рано. Тамам Шуд не глуп. Всех и вся не покажет. Постарается и нас узнать…

— Гаер сразу с козырей идет, — фыркнул Третий, — такая натура.

Выпь молчал. Юга обернулся: Второй задумчиво катал в ладонях свою игрушку. Эдр, двенадцать граней. Юга вздохнул, тронул его за колено.

— Ложись, — предложил тихо. — Отдохни немного. Завтра один Лут знает, что случится. Так если сдохнуть придется, хотя бы выспавшимся. Красивым, без мешков под глазами.

Выпь хмыкнул, но послушался. Задул светец, лег. Со вздохом вытянулся, чувствуя, как ноет тело.

— Ангоб вздень. В гущу не лезь, ага? На глазах будь.

— Я с ребятами Таволги встану. Сам не дуркуй. А то я тебя знаю — увидишь тварь симпатичную, так последние мозги теряешь. Вон, валяется.

Жеребенок локуста сбил себе гнездо из шкур и лежал там. Спал. Едва глаза открылись — ходил за ними двумя, пальцы сосал, скрежетал, как насекомое и плакал, как щенок. Юга, на все корки Выпь костеря, и травы с берега натаскал, и костей помягче. Поилку устроил.

Локуста с псами Дивия полюбил бегать-играть; от коней же пока шарахался, дрожал, когда те тянулись обнюхать.

— Как назовешь хоть?

— Искорка? — помедлив, предложил Выпь.

Юга сдавленно простонал.

— Ни ума, ни воображения. Соломкой еще нареки.

— А что? Соломка — хорошо.

И тихо засмеялся, когда Юга потянулся его по лбу шлепнуть.

***

Едва звезды побледнели, ударили в барабаны.

Михаилу дали коня. Иначе как, пешему — с конными браниться.

Плотников оглядел жеребца, огладил. Славный коник, подумал. От сечи животное прикрывали легкие доспехи. Черного солнца, композитные, на жженой кости замешанные — знал Михаил, сколько такие стоят. Тонкие конские ноги оплетали гибкие прутки. Один глаз был лиловым, точно спелая слива, второй блестел ртутью.

Стабилизированный, понял Плотников. Таких еще кликали стабилками, за особую крепкость. Мастерили-проращивали под заказ, на лошадном Хоме Шартра, специальные люди. Не всем подобные скакуны доставались, но своих людей Волоха берег всегда. Даже тех, кто из команды низринулся.

Михаил оглянулся, выискивая среди множества единственного.

Лин и Ланиус стояли чуть поодаль; за ними клином расположились дети Эфората. Синеглазые, беловолосые, в простых одеждах. Михаил выдохнул, ухватился за луку, одним прыжком оказался в седле.

Конь прянул ушами, принимая руку седока. Клюнуло ладонь тонкой иглой, забрало частицу крови, синхронизируя всадника со скакуном. Спине стало жарко — на мгновение.

Тронул поводья, чуть поддал каблуками под крутые бока — конь плавно двинулся вперед, вливаясь в общую массу.

Не оглядываться, сказал себе Михаил, чувствуя макушкой, как тяжелеет небо. Наливается, проседает, будто от туч грозовых. То строились корабеллы.

Гаера он с утра не видел; арматор был где-то в голове, впереди. По обычаю Лута, командиры доспешного обережения не носили. Кому, как не им, своим примером показывать расположение Лута, кому как не им, властью наделенным, первым проливать свою кровь? Иначе — какая им вера среди людей.

Михаил не был командующим. Он и доспех взял, и шлем не забыл. Щит ему выдали мастера Хома Гардарики — из дерева, кожей затянутый, а поверх той кожи наросты древесного гриба посажены. Крепче железа, весом же не больше подушки.

Тонко, порезом бумажным, обозначился рассвет. Бледнел цвет, чаша долины блестела влажным, паутинным туманом. Где-то с другой стороны двигался навстречу Отражению Нум.

Михаил возблагодарил Лут, что люди не видят числа противника. Не знают их лиц. Легче бить, когда нет одного перед тобой, а только безликая грозящая масса. Стихия — не люди из плоти и крови.

Не пели птицы.

Конь Михаила прядал ушами, слушая воздух. Строй двигался быстрее и быстрее; туман, точно конехват, спутывал конские ноги рваными бинтами; влажно дохнуло в лицо травостоем.

И вдруг по крутой дуге упала птица — железный нос — упала и съела лицо идущего рядом, в стремя, воина.

Тот без крика свалился, а тишину разорвал нарастающий, как лавина, вопль, слиянное пение Нума. Михаил толкнул коня, посылая его вперед, бросил на руку щит. Успел — новая хищная птица ударила тяжело, по наростам щита, вторая же на излете чиркнула шлем.

А потом Михаил увидел вблизи золото. Локуста прыгнула, но в прыжке ее приняли на копья люди, стянули со спины всадника, прибили к земле… Все метнулось по краю глаза, осталось позади.

Конь внес Михаила в строй Хангар.

Плотников не думал — бил. Тело все помнило, оказывается. До сих пор умело: ударять, отводить удар. Убивать. Саблей едва поспевал вращать, щитом — прикрываться. Густо вокруг было, трудно. Визжали локуста, щелкали узкими челюстями; визжали Хангары, рубились с пешими и конными.