Волоха рассеянно кивнул, вслушиваясь. Шлепало едва разборчиво, будто похлопывала о камень небольшая волна.
Обычно Еремия не нуждалась в опорках вроде встроенной навигационной системы, хватало врожденной.
— Неру говорит, пузан затирал тебе за дев Габа. — Дятел встал рядом. — Что то за причуда?
Ответил Волоха:
— Ходилки, сторожницы здешние. Вообще говоря, они не под заболонь сработаны. Им место — дворцы, дворы богатые. Мы схлестывались как-то…
Волоха помолчал, вспоминая гибких, белых как цветочная пена и легких как пауки дев. Сработанные из молока, с черными запертыми глазами, девы Габа не чувствовали боль, не понимали усталости и признавали одного хозяина.
Кто-то из Мастеров по неосторожности закрыл их на складе тоннеля, а девы ушли по воде и сделали ходы опасными.
В чем-то схожи они были с манкуртами, вот только манкурты все же оставались живыми людьми. Девы же изначально ими не были.
— Ступают неслышно, нападают дружно. Крови в себе не имеют, остановить их трудно. Голову с плеч.
— Это можно, — хмыкнул Гаер, давая знак своим быть внимательнее.
Глубже брала заболонь. Теснее становились своды, но света больше не умалялось. Напротив — будто пекло сильнее.
Мелькнуло впереди. На щупе-щепе, выступающем из дресвы, русалкой качалась фигурка. Белая, как из мыла струганая, с лепниной вьющихся волос, телом хрупким как у долгунца и темными глазами.
Изящно перебрала руками-ногами, свесилась над корабеллой, провожая слепым взглядом.
— Она?
— Она.
Ни крика не было, ни звука, но прочие девы уже выглядывали из устьиц, как ласточки из норок, смотрели внимательно.
— Слыхал я, русый, о псах особой сторожевой породы, что в дом пускают вора, а на обратной дороге рвут, — поделился Гаер. — Я бы такой, что вдарил сук на упреждение. А?
С Волохой советовался лишь потому, что на его корабелле шли. Русый это понимал. Гаер чужой власти над собой не любил.
— Если теперь ударим, могут вход запереть. Тогда, получается, вовсе зря сунулись.
Арматор покивал рыжей головой. Волоха посмотрел, как катает тот меж пальцев синий, с два ногтя,
Меж тем впереди выступил из-под воды остов-остров, обтянутый серым шелком течения.
— Вот, значит, как далеко закопал.
— А, слушай, если…
—
Волоха не сразу осознал — быстрый голос принадлежал девам Габа. Говорить им от сотворения не было положено. Думать, впрочем, тоже.
Но тут, в подкорье запертые, они вобрали в себя живицу Хома. Развились. Обучились.
От хора голосов Волоха почувствовал, как занялась, закружилась голова. Девы говорили каждая по себе и вместе. И думали, видно, тем же манером.
И знали сообща — больше.
Остров же придвинулся вплотную. Еремия легла на него грудью, замерла.
Волоха кивнул заторможено, обернулся к спутникам. Арматор внимал шороху голосов, похожему на пересып сухого песка. Будто тщился и страшился разобрать что-то для себя особенное.
Например, имя, давно позабытое.
— Останешься?
— Или не я этот поход затеял? — фыркнул Гаер, встряхиваясь. — Вместе пойдем. Мои трещотки!
— Беляночек-то крошить-крушить али как? — уточнил Руслан.
— Пока сами не сунутся, молчим, наперед не огрызаемся, — предупредил Волоха.
Промочив ноги, добрались до берега. Песок был белым, плотным, чистым. Девы следили за пришлыми с воды и стен, но нападать не нападали. У Волохи от их внимания чесалось между лопатками.
— Маловат островок, холодна водица, — сказал Дятел, — айда костерок запалим, сосиски погреем?
Волоха покосился на болтливого цыгана, не ответил. Другое отвлекло. Антик говорил рыжему, что трещотки спрятал, как язву моровую погреб — под камнем. Под каким, правда, не уточнил, а следовало бы спросить.
— Мать твою, — Дятел с шипением отдернул руку, едва коснувшись боковины камня. — Хорошо, что задом не приложился…
— Аль-Атар, — сказала Агон. — Пылающий.
Возложила ладонь на плоскую, гладкую как столешница сторону камня. Руслан дернулся отнять, но Дятел не дал, поймал товарища за плечо.
Камень под рукой Медяны дрогнул, шевельнулся. Шкура его съежилась, покрылась рябью буковиц, затем треснула скорлупой и расщепилась вдруг, обнажив нутро.
Волоха ближе всех стоял, он и рассмотрел, что уходят вниз, как в узкое горло, толстые серебряные и цветные нити, что бегут по ним огоньки, мелькает в глубине что-то, не разобрать…
Зачесалось, запекло предплечье, Волоха украдкой дернул рукав, наблюдая, как проступают на коже символы, цифры, взятые из Рыбы Рыб — будто откликаясь зову.
Вдруг — накатило, вырвалось пламя клубом.