— Нет, я не стану пить, — ответил Риордан вслух. — Я хочу запомнить на всю жизнь то, что чувствую сейчас. Потому что больше такого не будет.
Это понимание пришло внезапно. Будто в человеке есть запас некого вещества для настоящей любви, той самой, единственной. И он израсходовал его весь. Враз. А по-другому и не получится — это запас одноразовый. Теперь там пусто. Мертво. Одиноко. И не это не заполнится ничем. Сколько лет ему доведется прожить? Неважно. Он понесет в себя эту пустоту, как прочие неудачники любви. Калеки. Сколько таких калек ходит по улицам? Неважно. В этой пустоте ты один. И нет никого.
— Три недели, — сказал он вслух. — Три недели жизни. И понимание, что до этого жизни не было, как не будет ее после.
Чуть-чуть не получилось. Оба пытались. Может быть, она пыталась еще с большей силой, чем он. Он полюбил словно вдохнул в себя свежий воздух из распахнутого окна. Она пыталась себя заставить. Не вышло. У него не вышло. У нее выйдет. Но она не забудет. Такое невозможно забыть. Сколько она будет жить с Жаневеном, столько будет сомневаться, а сделала ли она правильный выбор? И глубоко внутри сожалеть, что не смогла поступить иначе.
Пустой лист бумаги лежал перед ним. Словно белая пустыня судьбы, на которой он должен оставить следы.
"Дорогая Ноа!
Я благодарю тебя. Ты показала мне, что такое настоящая жизнь. И настоящая любовь. Я понимаю все. И не сужу. Мы попробовали, мы отдались этому полностью, но по ряду причин наше счастье не состоялось. Не хочу далее вдаваться в эмоции, а лучше скажу о будущем.
У Жаневена есть серьезные проблемы дома. Безденежье родителей подвигло его сделать шаг туда, где ему не место. В твоих силах это изменить. Помнишь безделушку, которую я тебе подарил? Обратись к господину Фаверу, королевскому ювелиру. Скажи, что это я рекомендовал тебе воспользоваться его услугами. Он заплатит за колье триста золотых, не меньше. Родителей Жаневена выручит эта сумма. И не грусти об этой побрякушке. На вашу свадьбу я подарю более ценную и более красивую.
Навсегда к твоим услугам.
Риордан.
Мастер войны Овергора".
Он воткнул перо в чернильницу и уронил голову на скрещенные руки. И много позже перетащил свое тело в постель.
Когда на следующий день поединщики и курсанты высыпали из Главного здания на утреннюю тренировку, они с удивлением увидели Мастера войны, который в одиночку проходил полосу препятствий. И судя по его промокшей насквозь рубахе, он делал это уже не в первый раз. На полосе препятствий обычно занимались новобранцы. Она была создана, как некий комплекс, который поднимал кадетам увертливость, укреплял связки и одновременно прорабатывал все основные группы мышц. Полосу проходили на время. Прежде рекорд скорости принадлежал Риордану, но пару лет назад его улучшил Тамур.
Подошедший Скиндар несколько минут наблюдал, как Мастер войны карабкается по сетке из веревок, а когда тот спрыгнул на земляной вал с другой стороны полосы, поинтересовался с иронией в голосе:
— Ну, как? Получается?
— Для меня некому было засечь время. Но думаю, что где-то близко, — отдуваясь ответил Риордан.
— Тебя вчера целый день не было видно.
— Легкое недомогание.
— Сегодня ты тоже выглядишь не лучшим образом. Возьми выходной.
— Напротив, сегодня я чувствую в себе желание, как следует измотать свое тело.
— Только не проводи тренировочных боев. Ограничься нагрузками.
— Это еще почему?
— У меня складывается впечатление, что сегодня ты можешь кого-нибудь случайно убить.
Риордан последовал совету капрала. Подкрепившись настоями доктора Арильота, он принялся остервенело таскать каменные шары, тянуть канаты через специальные блоки и подбрасывать вверх небольшие мешки, набитые песком.
Видя, с какой энергией Мастер войны отдается тренировкам, остальные поединщики, как по сигналу, отложили учебное оружие и тоже присоединились к своему командиру. В этот день в Академии не прошел ни один учебный бой. Зато к вечеру все бойцы оказались так вымотаны на снарядах, что едва стояли на ногах.
— В целом неплохо, — подвел итог дня Скиндар. — Иногда ребятам требуются пиковые нагрузки. Они закладывают фундамент физической готовности. Но завтра только восстановление. И ничего тяжелого. Договорились?
Риордан лишь устало кивнул в ответ. В течение дня он старался гнать из головы мысли о Ноа, но не всегда получалось. Как она восприняла его письмо? Наверное, были слезы. Разочарования или облегчения? Только бы не приехала сама, чтобы объяснится. Это будет невыносимый разговор. Он обещал Сирсонуру проявить твердость. А сумеет ли?
Риордан вдруг вспомнил себя молодого. Этому типу подобного рода душевные коллизии не доставили бы проблем. Прав Сирсонур, тогда он был совсем другим человеком. Его сердце походило на черствый сухарь, который нельзя размочить даже водопадом слез. Теперь его словно предварительно выполоскали в воде. Он стал более чувствительным и даже мягким. Что с ним такое? Тревожные предзнаменования. Это из-за любви? Или действительно пришло время, когда в тебе все меньше бойца и все больше обычного человека?