"Фантастика 2023-159". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)

С самого первого своего боя, когда его батальон бежал под шквальным пулеметным огнем к вражеским окопам, путаясь и повисая на колючей проволоке, Густ накрепко запомнил, что солдат хорош настолько, насколько сильны его ноги. Можно быть скверным стрелком, можно не быть силачом (впрочем, последнее к нему явно не относилось), но именно сила ног и выносливость — вот то, что отличает хорошего, живого солдата от плохого и мертвого. Сын священника не был мастером на все руки, но он умел все понемногу, был силен и дьявольски вынослив. За все эти достоинства, да еще за фаталистический, сдержанный характер лейтенант Хейман и ценил его.

Сам лейтенант воспринимал войну как дурную игру судьбы и математической вероятности. Где-то за километры отсюда кто-то дергает спуск, и разрыв снаряда убивает шальным осколком твоего товарища или тебя самого. Это — случайность, которую нельзя предусмотреть, от которой нельзя защититься, и вся война есть мириады таких вот случайностей, подчиняющихся законам статистики. Рок, фатум и математика оставляли человеку крошечную вероятность выживания за счет собственных усилий и возможностей, но большинство не пользовалось даже этой крошечной лазейкой. Люди позволяли эмоциям взять верх над разумом, забивая мыслительный процесс гневом, ненавистью, страхом, отчаянием. И с роковой неизбежностью просматривали, прослушивали, упускали знаки судьбы: шум подлетающего снаряда, вражеские команды, щелканье затвора противника, блеск снайперского прицела.

Густ же относился к войне как к работе, тяжелой, необходимой, опасной, но все же работе. Прочие рефлексировали, лепетали что-то про игры политиков, несправедливость мира, ужас гигантского молоха, пожирающего миллионы жизней. И погибали, убитые в первую очередь своими страхами и комплексами, а затем уже противником.

Вводная часть тренировки закончилась. Ветераны как следует размялись, подтянулись, новобранцы же пришли в такое состояние, когда усталость и умственное отупение вытесняют все посторонние мысли, — наилучшее состояние для обучения искусству штурмовки. Искусству забыть о жизни и презирать смерть.

Глава 8

«Вот я и дома», — подумал Шетцинг и испугался собственных мыслей. Какой же это дом? Это полевой аэродром штурмовой авиации — ангары с самолетами, сборные домики для пилотов и обслуживающего персонала, несколько сараев-складов. Месторасположение было на редкость удобным, поэтому отдельных взлетно-посадочных полос аэродром не имел, он сам представлял собой одно большое летное поле, на котором можно было взлетать и садиться в любом направлении.

Линия фронта уже несколько месяцев держалась без изменений, поэтому летчики забыли про палатки и временные пристанища, ныне люди были удобно расквартированы. Рудольф доложился командиру, оставил скудный багаж в своем домике, достав лишь подаренный Рихтгофеном кубок. Теперь небольшой сосуд стоял строго посередине стола, неярко, но внушительно сверкая полированными боками.

Теперь следовало проверить самолет.

По пути ему встречались новые коллеги по штурвалу. В недавно сформированной эскадрилье люди еще плохо знали друг друга, общались преувеличенно вежливо и слегка настороженно. Это было нехорошо: в воздухе уже явственно запахло порохом новых сражений, и несработанная часть рисковала большими потерями. Впрочем, с мрачным юмором подумал Рудольф, они в любом случае будут большими…

Здоровенный сарай, гордо именуемый «ангаром», с трудом вмещал огромный «боевик», иначе еще именуемый «штурмовиком». Самолет Шетцинга мирно стоял, прикрытый брезентовым полотнищем. Соседний аэроплан команда суетливых, поминающих гром и бурю техников выкатывала на свет божий, чтобы пристрелять вооружение. На AEG этот рядовой в общем-то процесс принимал увлекательную и даже захватывающую форму — разумеется, для стороннего наблюдателя. G.IVK нес помимо пары привычных пулеметов парабеллум две двухсантиметровых пушки — одна курсовая, в носовой части, для стрельбы вперед-вниз, другая позади, в вырезе кабины, для стрельбы назад-вниз. Из-за такого необычного расположения вооружения, чтобы пристрелять пушки, самолет приходилось закатывать на специальный станок, поочередно приподнимая то нос, то тыльную часть. Многие пилоты просто пренебрегали процедурой, надеясь на удачу и зоркий глаз, но Шетцинг предпочитал не играть с судьбой.

Рудольф сдержанно поздоровался со своими летнабом-бомбардиром и стрелком, договорился, что следующим в очереди на станок будет его самолет.

Он подошел к AEG вплотную, с машины уже сняли покрывало, открыв кабину. Шетцинг положил руку на броневые листы, прикрывавшие кабину, провел ладонью, чувствуя попеременно то гладкий металл, то бугры граненых шляпок.