— Что с моим пленником, которого я тебе доверил? — перебил его король, раздраженный фамильярностью Гера. — Почему ты его не привел?
— Я как раз и собирался сказать: Эринирский принц умер.
Морейн почувствовала горький ком в горле. Бедный Серасаф, он умер не сразу, ему пришлось испытать на себе грубое обращение этих варваров. Позволят ли ей хотя бы похоронить его? Слезы побежали по ее щекам.
— Как умер? Я же приказал связать его и отобрать у него оружие! — возмущенно завопил король. — Неужели вы позволили ему покончить с собой?
— Но он не перерезал себе горло, нет, — прогудел Гер, оправдываясь и делая жуткие гримасы. — Он умер от раны, нанесенной тобой, мой король.
Король растерянно оглянулся на брата-жреца, стоящего в тени позади тропа:
— Как же наша клятва принести Оллатара на жертвенник богам?
Гвидион посмотрел на дрожащую, словно осиповый лист, принцессу и тихо произнес:
— У нас осталось еще одно отродье из этого проклятого семейства. Мы принесем ее в жертву нашим богам в благодарность за победу. Надеюсь, они не погнушаются женщиной.
Бренн подошел к принцессе вплотную, обдав ее запахом нота и крови.
— Теперь ты мне особенно дорога, — сказал он, нежно убрав непослушную прядь с ее лица. — Надеюсь, ты не умрешь раньше времени и не разочаруешь меня, как твой отец, умерший от страха еще до нашего прихода, и братец, не вынесший легкой царапины. Моему богу нужен живой Оллатар!
— Нет! — воскликнул король, вставая со своего места. — Ее нужно сначала допросить. У нас наконец-то есть хотьодин живой человек, побывавшей при дворе Гелионы. Может быть, она пригодится нам, как заложница.
Морейн, увидев в короле защитника, обратила к нему все свое внимание, но того больше не занимала эта тема.
— Наши боги умеют ждать, — сказал ей Бренн и провел по ее шее тыльной стороной ладони. Острый камень на перстне принца оставил на нежной коже кровавую царапину.
— Надо же! — воскликнул Бренн. — А еще говорят, что у Туатов кровь белая.
— Туаты любят называть себя белыми, чтобы подчеркнуть свое превосходство, — пояснил Гвидион, — но вообще — то они ничем не отличаются от нас.
— Кровь Туатов так сладко пахнет, — произнес Бренн мечтательно и, обхватив принцессу одной рукой за плечи, начал слизывать кровь с ее шеи. Морейн почувствовала приступ тошноты и передернулась от отвращения.
Гвидион, бросив на Бренна и его жертву встревоженный взгляд, наклонился к королю и озабоченно прошептал:
— Нужно убить ее, пока не поздно. Зачем ты его остановил?
— Разве не ты, мой добрый брат, бредишь тайнами антильских дворцов? — спросил Белин.
— Но я не хочу рисковать, оставляя в живых Оллатара, — ответил Гвидион.
Король хмыкнул, пожав плечами:
— Я убил ее брата одним ударом, а он был хорошим воином. Так неужто нам страшиться какой-то девчонки. Посмотри — она сейчас сама умрет от страха.
Но хвастливая бравада короля не успокоила Гвидиона:
— Мой король, ты, слишком доверчив. Лучше принести ее в жертву и быть уверенными, что нам уже ничто не угрожает.
— Мы успеем сделать это позже, — раздраженно возразил король. — А пока золото Антиллы еще не в наших сундуках, нам лучше иметь заложницу.
Глаза Гвидиона чуть потемнели, как бывало всегда, когда он сердился. Недальновидность венценосного брата давно стала источником его тревог.
— Прикажи хотя бы изъять все древние клинки, мой король — произнес Гвидион спокойным ровным голосом, — а я пойду взгляну на труп Оллатара.
Харт отвел принцессу к небольшой кучке пленников, дожидавшихся своей участи. Морейн опустилась на пол рядом с ними. Пленников одного за другим подводили к трону. Посреди королевского чертога на мраморном полу в растекающейся луже крови воины складывали отрубленные головы побежденных врагов. Морейн с ужасом смотрела на этот кошмар и думала: «Конечно, со мной они так не поступят. Никто не осмелится убить принцессу Оллатаров». Но что-то ныло под сердцем, подсказывал ей, что королевское происхождение вряд ли послужит ей надежной защитой.
Морейн тайком разглядывала завоевателей. Обильное возлияние и возбуждение в преддверии дележа добычи придавали их лицам еще больше свирепости. Их разговоры и песни, которые они орали во все горло, не слушая и перебивая друг друга, были полны непристойностей и кощунства.
Воинственное и дисциплинированное обычно воинство превратилось в стадо разъяренных и потерявших человеческий облик разбойников. Но Бренн, который видел в этом диком разгуле лишь доказательство молодецкой отваги, снисходительно позволял своим воинам отпраздновать победу и отдохнуть после сражения.