"Фантастика 2023-183". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)

…давящий запах свечей из жира, и прыгающие отблески огня, и мускулистый торс, горящие глаза и цепкие, жадные руки, властные, но негрубые, и так приятно им покориться, спуская с цепи зверя, чтобы потом опять потуже затянуть ошейник и сделать послушным…

Она встала. Вытянулась вверх стрункой. И, мурлыча как кошка, одной рукой сжала грудь, другой заскользила по животу, все ниже, выгибаясь назад, блаженно закинув голову…

Гибкая, тонкая, хрупкая… Под флером чужого сна, где сплетались десятки тел и уже не мурчали – уже охали, стонали, выли…

Почти наяву я чувствовал, как сладко обнять эту тонкую талию. Откинуть прочь ее мягкие, сонные руки и, стиснув эту кошечку за талию…

Я зажмурился, закусил губу.

Хорошо бы, да. Прекрасно. Упоительно!

Но еще лучше – выбраться отсюда. Живым. Эта сука не безобидная кошечка – это чертова жаба.

Выбраться, пока она не пришла в себя. Мне нужно в коридор. Где комнаты для пленников, где Старик. Я должен вытащить его отсюда.

Я двинулся к двери, но слишком резко. Дрожащее от возбуждения тело утратило точность. Что-то скользнуло по ноге сзади. Я отстранился, замер, но слишком поздно. С оттоманки за моей спиной что-то все шелковисто потрескивало, потрескивало, потрескивало, сползая на пол…

Она обернулась.

По мне скользнул сонный взгляд. Если она и удивилась, то едва-едва – сквозь дрему и мечты, разлившиеся вокруг. Остановилась на моем лице.

– Кривоносенький… Не видела тебя раньше… Новенький?.. Вечно вы во сне колобродите…

Она и сама бормотала сквозь сон.

Я стоял, стараясь глядеть на нее тупым, осоловелым взглядом, и молился, чтобы она не заметила, что цвета моей одежды лишь схожи с настоящими, чтобы не вгляделась в узел галстука с поддельным вензелем… а изнутри жаркой волной накатывала похоть.

Она была совсем рядом, маленькая и свежая, мешаясь с волнами сна, где было много таких же красивых тел, только взрослее, еще красивее и роскошнее, в окружении таких же совершенных мужских тел…

Уголок ее губ пополз вверх в косой ухмылочке.

– Вечно сюда шляетесь… Вечно взглядом спинку трете, попочку полируете…

Все улыбаясь, она пошла вокруг кровати.

В ее глазах было слишком много сна, чтобы она могла заметить, что вензель на галстуке поддельный. Если что и жило в ней сейчас, так это соски маленьких грудей. Острые пупырышки на ярко-розовых сосках, маленьких и четких, как медные монетки. Одна ее рука все еще была между ног, чуть перебирая пальцами.

Теперь она была так близко… Такая гибкая, такая податливая…

Жаба, чертова жаба! Может убить меня одним касанием!

Но ее приоткрытые губы и глаза с поволокой – поволокой сна, и похоти, и покорности… Сумасшедшая мысль окатила меня, примирив похоть и страх: не все касания убивают. А потом она уснет… Я тихо уйду и даже смогу пройти дальше по коридору, найду Старика…

Она потянулась ко мне, всем телом, поднимая руку – не то желая схватить меня за лацкан плаща, не то маня, не то…

Желание накатило на меня – тупое, животное, неистовое, сладчайшее желание, – отстраняя все. Где-то на задворках сознания скользнула мысль, что это не мое желание, не мое собственное желание – это желание моего тела, пробужденное ее жабьей рукой, почти коснувшейся меня… Они умеют не только рвать нити жизни, но и подтягивать их, натягивать до звона, до предела наполнив жизнью…

Но это была всего лишь мысль. Призрачная, неважная мысль – среди захлестывающих волн чужого сна и моих собственных ощущений. Чувства обострились. Я ощущал кожей каждое касание одежды. Удары пульса, нетерпеливую дрожь мышц, а сильнее всего – ее запах. Ее духов, ее волос, ее тела, ее желания. Я был возбужден как жеребец перед случкой, пятиногое чудовище.

Остались только она и я. Две части мира, созданные быть одним, и нет ничего естественнее этого – и желаннее.

Ее талия притягивала мои руки, первая ступень движения, что важнее всего остального мира…

И тут по ее лицу, сминая похоть и сон, прошла рябь удивления. Ее глаза больше не ловили мой взгляд, ушли в сторону. Вбок и вниз, по моей руке. Все удивленнее.

Животное желание накинуться на нее, вонзиться в ее тело, отступило, стало не таким жгучим. Нити жизни, натянутые ею до предела, перестали звенеть от напряжения, перестали быть прутьями непреодолимой клетки. Способность мыслить пробилась сквозь них, и вернулась воля делать то, что я должен сделать.

Она уставилась на мою руку. Не знаю, видела ли она это глазами или всего лишь рефлекторно глядела туда, где чувствовала. В стыке большого пальца с ладонью, где внутри меня разрасталось касание другой жабы. Невидимое для меня, но заметное ей.

Сон сходил с нее. Подняв брови, она глядела на мою руку, не понимая, как совмещается это – и одежда слуги, и нахождение здесь, сейчас, рядом с ней, посреди разлитого вокруг сна той…

Я шевельнул рукой, ее глаза скользнули следом. Она глядела на мои пальцы, пока я поднимал руку, пока опускал в карман, провожала взглядом руку даже под кожей плаща. Завеса плаща не смущала ее, как не смущала и моя кожа, и моя плоть – она следила не за моей рукой, а за тем, что было в руке, столь необычное, такое удивительное для нее.