Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)

Но оказалось, что за немногие недели Эрденон стал его сердцу милее, чем Тримейн. Не только потому, что там жила женщина, которую он старался забыть. Он вдруг ощутил, какой это чужой город – Тримейн. И злой. Предположим, Эрденон тоже не райская лужайка. Но: в Эрденоне пороли проштрафившихся торговцев. В Тримейне публично пытали еретиков и изменников короне. В Эрденоне преступников вешали. В Тримейне их четвертовали, колесовали, бросали в котлы с кипящим маслом, жгли. Но простое сожжение было редкостью, этакую милость надо было заслужить. За два дня в Тримейне, после возвращения Джареда, было две казни. Убийцу, зарубившего соседскую семью – определенно было доказано, что душой его овладел дьявол – привязали у столбу и обвязали соломенными жгутами, вымоченными в сере, каковые и подожгли. Он умирал больше часа. На другой день казнили вожаков секты бегинов. Один из них умер во время длительного процесса, и все это время братья Святого Трибунала педантично выдерживали труп в винном уксусе, дабы сжечь его на одном костре с живыми… И все это происходило неподалеку от Нового Дворца, под сенью коего процветали рыцарские доблести и куртуазные развлечения. И куда сейчас направлялся Лабрайд со свитою.

На Джареда Новый Дворец не произвел столь сокрушительного впечатления, какое обычно оказывал на провинциалов. В государствах за Южным мысом он всякое повидал, и дворец эмира Зохаля (туда Джаред попал однажды вместе с Тахиром ибн Саидом, когда «дервишей сна» пригласили на диспут с факихами Арслана) казалось ему, роскошью превосходил любимую резиденцию Яна-Ульриха. Правда, в силу известных ограничений, в жилище правоверного владыки не было никаких изображений живых существ. А Новый Дворец мог похвалиться и яркими росписями, и чудесными шпалерами, на которых гуляли в садах дамы и кавалеры, сражались рыцари, девы плели венки, охотники поражали оленей. Лабрайд также рассказывал о коллекции античных статуй, которую собирал император. Но Джаред, естественно, ее не увидел, как не увидел ни зверинца, ни зимнего сада. Ему не полагалось. Он всего лишь принадлежал к свите человека знатного, но к двору не близкого. Роль, уже знакомая по Эрденону, поэтому Джаред ждал чего-то похожего, но с большим размахом. Напрасно. Надо было прислушиваться к Лабрайду. Гостей было меньше, чем на новогоднем празднике в Эрденоне. И насчет пастушков Лабрайд не язвил. Нынешнее празднество, как предполагалось, устраивалось в «пастушеском духе», и те, кто хотел в нем участвовать, должны были украсить себя, согласно повелению императора, венками, посохами и плащами на пастушеский манер. Избавлены от этого были лишь люди старшего возраста, и Лабрайд воспользовался этой привилегией.

Прием устраивался в Малом мозаичном зале, с которым соединялись палаты, в каждой из которых был накрыт стол. Но, в отличие от Эрденона, здесь развлечения предшествовали угощению. Гости располагались в креслах вдоль стен. Слуг же отправили на хоры к музыкантам, откуда они могли видеть своих господ, и по их знаку. прибежать в случае необходимости. Так что Джаред снова оказался зрителем, на сей раз – на балконе. Оттуда он впервые узрел императорскую фамилию, знатнейших из дворян, прекраснейших из дам – и пресловутую Бесс. Впрочем, Лабрайд, рассказывая о ней, всегда называл ее полным именем.

Бессейра Джареду сразу понравилась. Отчасти потому, что ничем не напоминала Дагмар, о которой он старался не думать. Но это была симпатия, какую испытывают не к женщине, а, скорее, к ребенку. В ней и впрямь было нечто детское – тонкая шея, худые плечи, светло-лиловое придворное платье, изрядно оголявшее их, соблазнительности ее облику не добавляло. Но из-за этой детскости она, наверное, была единственной, на ком псевдо-пастушеский венок и плащ не выглядели нелепо. Остальные, кажется, нелепыми свои наряды не считали, или не замечали их странности. Особенно император. Сам он себя к старикам не причислял. Пастушеский плащ красовался поверх моднейшего одеяния ми-парти, светло-оранжевого с белым, голову венчал венок из роз – геральдического цветка Тримейна и империи, позолоченный посох обвивала розовая лента с девизом «Иная – никогда!» Сие относилось, конечно, к госпоже Эльфледе. Названная дама, так же облаченная в двухцветное платье, сине-зеленое, поместилась рядом с Бессейрой. Яна-Ульриха окружали сын и племянник, и, с точки зрения собравшихся, принц Норберт в своем темно-гранатовом сюрко, не знавший куда деть посох, по всем статьям уступал облаченному в золотую парчу кузену, с залихватски сдвинутым на ухо венком.