Я взял одну фотографию, вторую, третью, четвертую. Молодец Книгочеев, место ты выбрал правильное, но рассматривать порнографию лучше где-то поодаль. А то, что здесь изображено, это не просто порнография, а порно с участием двух мужчин. А нынешняя Европа еще не дошла до той стадии, в которой она пребывает в моей реальности. Здешняя Европа еще более-менее нормальная. Но я рассматривать фотографии не стану. Того, что увидел — достаточно.
Одного из тех, кто попал в объектив, я очень хорошо знаю, и, как это не покажется странным, уважаю, а вот его партнер мне неизвестен. Но он мне и не нужен. Не малолетка, так и хрен с ним.
— Негативы, как я полагаю, от карточек? — спросил я, хотя это и так понятно.
— Именно так, — кивнул Книгочеев. Добавил. — Но вы посмотрите, на всякий случай.
Негативы я тоже быстренько глянул. Да, они от этих фотографий.
— А кто фотограф? — спросил я, укладывая все обратно и завязывая тесемки.
— Так он сам и есть, — сообщил Книгочеев. — Качество снимков не самое лучшее, фотографировал без магния, но в помещении было довольно светло. А фотографический аппарат он установил в шкафу.
Да нет, снимки вышли отличными, если учесть, что Кожевников фотографировал без вспышки.
— Не говорил — имеются ли еще фотографии?
— Сказал, что сумел достать только четыре негатива, а если бы смог добыть больше, так сделал бы и больше.
— А цель?
— Первоначально — ревность. Молодой человек сам был близок к… — кивнул Книгочеев в сторону папки, не называя фамилии главного фигуранта. — Хотел отомстить. Передать фотографии… — поднял глаза ввысь экс-жандарм. — Но потом осознал, что это ему ничего не даст. Напротив, отомстить бы не удалось, а мог бы и сам пострадать. А потом, когда попал в торговое представительство, решил заработать, а заодно и заполучить бесплатный билет через океан.
Верю. Если бы Кожевников отправил компромат кому-то из высокого руководства — Ленину там, или Троцкому, то это обошлось бы боком ему самому. А главного фигуранта… Думаю, его бы тихонько пожурили и попросили посматривать — не притаился ли где-нибудь объектив. Человек этот слишком нужный и важный, чтобы из-за такой ерунды раздувать скандал. А вот если бы фигуранта понадобилось свалить, тогда бы эти фотографии и пригодились.
— Фотографии я покупаю, — сказал я. — Не проводите меня?
— С удовольствием.
Возможно, мы с Александром Васильевичем слишком мудрим. Мы уже с ним виделись неоднократно, пусть и не при свидетелях. В торгпредстве он тоже бывал, но не как сотрудник. Но кто знает, не установлена ли слежка за мной после чрезвычайного происшествия с одним из торгпредов, или парижская полиция выявила злоумышленников и теперь установила наблюдение за самим Книгочеевым? Так что, лучше немного перестраховаться. От нас не убудет.
Мы неспешно двигались в сторону Латинского квартала, а по дороге Книгочеев вкратце обрисовал мне ситуацию: «задумавшийся» Евгений Кожевников гулял по вечерам около американского посольства, торчал у ограды, мечтая обратить на себя внимание. Но сам обратиться к охране, попросить вызвать кого-нибудь из дипломатов отчего-то не решался. Так тоже бывает. Вот, тоже странность. Со мной-то он поначалу не побоялся вступить в ссору, а здесь отчего-то стеснялся.
О поведении Кожевникова мне доложила еще Светлана Николаевна, «срисовавшая» нашего коллегу. Ну, теперь уже бывшего. Но рано или поздно Кожевникова бы заприметили, заинтересовались. Или он сам бы собрался с духом и позвонил в посольство.
Вот, гражданин Кожевников и дождался, что им заинтересуется американец.
— И он вас не узнал? — поинтересовался я.
— Он меня видел всего один раз, а сделать из себя американца — пустяки, — слегка улыбнулся Книгочеев.
В то, что экс-жандарм сумеет сделать из себя американца, я верю. А если у Кожевникова и мелькнула тень сомнения, то здесь включаются сразу два фактора, отметавшие эту тень. Во-первых — некоторая «расслабуха», присущая людям, уехавшим из Советской России и переставшими бояться чека. И я для него уже не чекист, а просто начальник. Строгий, придирчивый, но не более. А во-вторых, человек верит в то, во что хочет верить. А Евгению очень хотелось продать товар подороже.
— И что хотел взамен?
— Визу и десять тысяч долларов.
— Ого! Не жирно ли?
— Вот и я ему сказал, что десять — это жирно. Что американские газеты не слишком-то интересуются личной жизнью советского правительства. Пятьсот долларов — и не центом больше. Сошлись на тысяче. Договорились о встрече. С меня деньги и виза, а с него фотокарточки и негативы. Но у него еще и свои деньги были, десять тысяч франков. Так что, в штатах он не пропал бы.
Десять тысяч? Ну ни хрена себе! Как это он умудрился столько наворовать? Нужно дать приказ провести ревизию всех дел, которые вел Кожевников.
— Будете меня осуждать? — поинтересовался Книгочеев.
— А смысл? — пожал я плечами. — В целом — вы поступили правильно. Единственное, за что я вам ставлю на вид — пошли на крайние меры без моего приказа.
— А вы бы отдали такой приказ? — усмехнулся Книгочеев.