Сегодня утром Банжасса, молодая жена наследника Сина Ликарина, пораньше куда-то сбежала. В принципе подоить коров и коз могла и служанка (семья была настолько благополучна, что имела служанку и слугу, а также раба и рабыню), это не столь благородная работа. Но свекровь Диртусса была крайне недовольна поведением невестки. Она шпыняла служанку, слугу и раба так, что слуга даже пригрозил уйти. Конечно, старушку-рабыню Чимор, бывшую кормилицу своего свёкра, хозяйка задеть даже словами не могла, но, проходя мимо неё, тоже фыркала. На жёлтом узкоглазом лице рабыни, чистокровной шжи, была лёгкая ехидная улыбка: она всё понимала и предвкушала моральную победу в скором будущем.
Когда ближе к завтраку Банжасса вернулась, свекровь, не говоря ни слова, стукнула её палкой и стала костерить:
— Из-за тебя, лентяйка, завтрак как следует не готов! Хозяин и муж твой должны идти работать полуголодные! Служанка вместо тебя коров доила, пироги подгорели, рис ещё не доварен!
Конечно, в основном была виновата свекровь, вместо приготовления завтрака занимавшаяся руганью и поисками невестки, посмевшей без спросу куда-то отлучиться. Вдруг невестка выпрямилась и внешне спокойно сказала:
— Мать мужа моего, придётся тебе грех замаливать. Завтра утром мы с мужем будем знакомить с участком моё чрево.
— Что же ты мне сразу не сказала? — обречённо промолвила остолбеневшая Диртусса, выронив палку. Ударить беременную наследником невестку было тяжким грехом.
— А ты мне не дала ни слова вымолвить, — ехидно ответила Банжасса, уже успевшая возненавидеть свекровь.
Диртусса вдруг запричитала и заплакала:
— Доченька, счастье-то какое! Завтра тебя переведу в большой дом к деду и бабке, носи наследника и роди нам богатыря! А я сегодня же вечером пойду грех замаливать, и у внука моего прощения попрошу, как только вы его с землей познакомите.
Согласно обычаям, положение беременной невестки резко менялось: теперь обижать её значило обижать будущего хозяина, ведь ребёнок всё чувствует и воспринимает с момента зажигания в нём души, ещё в утробе матери. Родив трёх сыновей, невестка даже формально становилась равной свекрови, как полностью выполнившая долг жены. Правда, мужу предстояло поститься: сношения с беременными (даже с рабынями) дозволялись в строго определённых случаях. Один из них должен был произойти завтра: муж брал жену на восходе солнца на земле своего участка, и сообщал наследнику, что теперь он зачат не только отцом и матерью, но и их землёй. После этого считалось, что сын — будущий полноправный хозяин земли, а она, соответственно, его хозяйка. Обряд повторялся при каждой беременности, пока не рождался второй сын. Для третьего он уже был необязателен.
Банжасса заметила, что у неё-то свекровь прощения просить не собирается, но не захотела ввязываться в дрязги, чтобы это не отразилось вредно на будущем сыне или дочери. А услышавший всё муж подхватил жену на руки и закружил её по двору в могучих объятьях. Мужчины семьи Ликаринов силой не были обделены. Они выглядели почти квадратными из-за невысокого роста, широких плеч и бёдер, руки и ноги были большие и чуть кривоватые, что только увеличивало впечатление силы, волосы и глаза чёрные. Сражались они палицами.
— Син, дорогой, отпусти, совсем закружишь! — формально попросила невестка, которой всё это нравилось.
— Закружу, и завтра утром зацелую до полусмерти, чтобы сын мой знал, как я тебя и его люблю! — закричал Син.
Любопытные соседи не могли без спросу зайти во двор, но заборы не были сплошными, они скорее были символической оградой территории и защитой от мародёрства соседских кур и свиней. Все начали поздравлять Сина и Банжассу, желали им получить богатыря или в крайнем случае красавицу, которая привлекла бы прекрасного зятя в их семью.
— Богатырь будет! — закричал отец Сина, Крон. — В нашем роду никогда надел зятю не передавали.
Пир устраивать по такому поводу не было принято, но ведёрко сладкого вина Крон соседям выставил. С сегодняшнего дня Банжасса официально становилась полноправной женой и матерью наследника, не говоря уже о многих других почестях и привилегиях беременным, принятых в старкском обществе.
На заре муж с женой отправилась на свой надел, где муж вчера любовно обработал делянку, помолились, а при первых лучах солнца сбросили одежды и крепко-крепко обняли друг друга на свежеобработанной земле, воскликнув:
— Земля, мы принесли тебе будущего хозяина, а ты, дитя наше, прими себе в душу свою землю!
В этой семье была своя молитва для обряда представления земле. Её создал Крон Старший, старший брат прапрадеда Сина, в детстве неудачно упавший, получивший горб и ушедший в монахи. Выучившись, он вернулся в родной дом, служил в часовне, помогал родным и слагал песни. В его честь назвали Крона, отца Сина. Эту молитву одобрили в Монастыре, и теперь, как и полагалось, муж с женой запели её среди жарких объятий.