— Да ты поэт, — хмыкнул Яша, но продолжать балагурить не стал, поняв состояние друга.
— Товарищ Рубенчик, — обратился к Яшке прислушивающийся к беседе бывалых бойцов молодой лобастый десантник, в тельнике едва не лопающемся на широких крестьянских плечах и голубом берете на выбритой под ноль голове, — а правда, что Вас дочка самого товарища Сталина раненого тащила?
— Было дело, — оживился ротный баламут, — в Крыму. Как сейчас помню, солнце, пляж, магнолии, — молодой слушал, разинув рот, потихоньку к ним подтягивались и другие бойцы, — прибывшие в часть недавно услышать эту знаменитую, можно сказать легендарную историю, а старослужащие в ожидании, что в очередной раз соврет языкатый Рубенчик, — лежу я, загораю у моря. И тут немчура, как поперла! Весь мне плезир порушила. Хватаю я, значит, свой верный пулемет и поднимаюсь неудержимо в атаку. Вон, товарищ сержант Лукогорский не даст соврать, — Лука что-то промычал в ответ, то ли давясь от смеха, то ли подтверждая сказанное, то ли наоборот, ошалев от беззаветно врущего Яшки, то ли все вместе. — И тут мина германская — бабах! — это самое «бабах» Рубенчик выкрикнул так, что молодой вздрогнул и, покраснев, заозирался, чтобы убедиться, не видел ли кто его испуга. Но всеобщее внимание было приковано к рассказчику, и парень тут же успокоился, вперив восхищенный взгляд в Яшку. — В общем, подранило меня, — Рубенчик дернул щекой, вспомнив о располосованной осколками груди, ничего серьезного, как потом оказалось, но тогда было очень больно, кроваво и страшно, но в этом Яшка никогда и никому не признается, — Лежу я, значит, один на поле боя, кровью истекая. Товарищи мои героически отражают атаку врага, а я как князь Болконский под Аустерлицем смотрю затухающим взглядом в пронзительно-голубое небо…
— Вот же балобол, — фыркнул Лукогорский, — смотрит он в небо! Князь! — и витиевато выругался, пояснив какой Яшка князь.
— Не мешайте рассказывать, товарищ сержант, — строго отчитал его Рубенчик, — Вас там не было, значит, знать вы ничего не можете, тем более о мыслях моих высоких…
— Знаю я, где мысли твои высокие, — усмехнулся Лука, — ладно, ври дальше, — махнул он рукой, — Складно у тебя получается. Пляж, магнолии, море…
— Не завидуйте, товарищ сержант! — Яша замолчал, будто потерял нить повествования, а на самом деле сильнее привлекая к себе внимание. А потом, словно припомнив, продолжил, — И тут они. Девчонки совсем. Не из наших. Наших-то я всех знаю…
— Ну, еще б! — хохотнул кто-то из бойцов.
— Поклеп и инсинуации! — тут же огрызнулся Рубенчик. — А будете перебивать, ничего рассказывать не буду, — на выкрикнувшего реплику бойца зашипели. Дождавшись, пока гул уляжется, Яша обвел посерьезневшим взглядом собравшихся вокруг бойцов. — Да и нечего больше рассказывать. Дотащили меня да эвакопункта и на вертушке в госпиталь отправили. Это потом я узнал, что Светлана меня тащила, самого товарища Сталина дочь.
— Даа, — протянул кто-то из бойцов, — Вот же человек! Один сын погиб, второй воюет, а он еще и дочь на фронт отправил. Мог же в тылу оставить, она ж девчонка совсем. Видел я ее.
— Не мог! На то он и товарищ Сталин, — появился из-за спин бойцов ротный Васнецов, — Давайте по местам. Вторая рота с немецкой разведкой сцепилась, значит, кончилось наше спокойное времечко, скоро гости пожалуют.
— Пожалуют, встретим, товарищ старший лейтенант, — степенно прогудел Лукогорский, поднимаясь, а Яшка согласно кивнул. Люди с потемневшими лицами стали расходиться по своим местам.
— Саша, — ротный подошел к сержанту, дождавшись, когда народ разойдется, — За новичками приглядите. Ребята хорошие, но не обстрелянные совсем. Чтоб со страху голову не потеряли.
— Сделаем, товарищ старший лейтенант, — кивнул Лукогорский, — мы с ребятами уже разобрали молодых, присмотрим.
— Я к себе, — кивнул ротный и побежал к командирскому блиндажу, кое-как сооруженному за тот небольшой промежуток времени, что им дали немцы. А Лука, тяжело вздохнув, прыгнул в ледяную жижу окопа. Вдалеке уже слышался шум мотоциклетных моторов. Вот и к ним немцы пожаловали. Пока только разведка. Но это ненадолго. Они здесь фрицам, как чирей на заднице. Так что ковырять их будут от всей души. Ну да ничего. Не впервой.