"Фантастика 2024-39". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)

От промелькнувшего в голове слова «гроб» Ланс похолодел. В детстве — да и уже в подростковом возрасте — его часто преследовал кошмар, будто бы он оказывается в гробу, похороненным заживо. По случайности ли — лекарь принял за мертвеца — или по злому умыслу. Ощущение удушья, беспомощности, близкой смерти порой достигало невероятной мощи. Молодой альт Грегор просыпался взмокший, с бешено колотящимся сердцем, с выпученными глазами, а нередко и с криком на губах. По большей части кошмары приходили во время болезни, особенно при простуде, которую сопровождала горячка. Ланс очень страдал от них, даже ощущал себя на грани безумия одно время. С возрастом они исчезли, но воспоминания оставили самые неприятные. С тех пор менестрель побаивался оказаться в тесном закрытом помещении. Нет, в темнице он чувствовал себя вполне сносно, но там можно было не только ходить, а и бегать при желании, а вот уже в карете, к примеру, ощущал определённые неудобства, которые стойко терпел, убеждая себя, что в любое мгновение может распахнуть дверь и выскочить.

Однажды, будучи на войне (не у Стальных Котов, а в совершенно другой роте, трагерской, сражающейся против Унсалы в бессмысленной войне, которую позже историки назвали «ленивой»), Ланс решил помочь вастадорам[1], получившим задание подвести несколько мин под крепостную стену. Обычно это делалось довольно просто — поочерёдно сменяя друг друга, солдаты рыли длину. И узкую нору, заканчивающуюся под фортификационным сооружением противника, вкатывали туда пару бочонков с порохом, готовили фитиль подлиннее. Потом тянули соломинки. Тот, кому доставалась короткая, лез в дыру, молясь своему святому, с огнивом и кремнем, поджигал фитиль и быстро-быстро выбирался на поверхность. Если везло, конечно. Невезучие остались под землёй, ибо пережить взрыв в узком лазе, работающем наподобие жерла пушки, не удавалось ещё никому. Человек — не каменное ядро.

Забравшись в минный ход, Ланс вдруг понял, что не может оставаться там ни мгновения. Земля, окружавшая его со всех сторон, вновь напомнила могилу, только в этот раз без гроба. Жёлтая глина, пересохшая, опадающая с потолка мелкими комочками и набивающаяся за шиворот. Корни травы и кустарника, словно тонкие и мохнатые пальцы, щекотали спину. Нещадно коптила плошка с китовым жиром, который в трагерской армии часто использовали вместо свечей из-за дешевизны. Дым ел глаза, а от смрада выворачивало наизнанку всё нутро. Ползти приходилось почти на животе, извиваясь, как червь. Животный ужас охватил его, заставляя искать спасения и не оставляя времени на размышления и осознание неблаговидности поступка. Оказавшись под солнцем, в небольшой лощинке, заросшей ивняком, откуда вастадоры, пользуясь складками местности, начинали скрытно подбираться к вражеской крепости, менестрель молился Вседержителю так искренне и так истово, как не молился никогда в жизни. Благодарил его за голубое и высокое небо над головой, прохладный свежий воздух, напоённый ароматами осени, за возможность ходить в полный рост и не бояться земной толщи, давящей на душу и на разум.

Собственно, пережитое приключение и сыграло главную роль в том, что Ланс отказавшись от оплаты, причитавшейся ему за месяц боевых действий, разорвал контракт и покинул Роту. В Трагеру он вернулся через несколько лет, но во флот, когда принял участие в сражении в проливе Бригасир под командованием адмирала Жильона альт Рамиреза. И все эти годы воспоминание узком ходе, где он почувствовал себя заживо погребённым, преследовали его едва ли не каждую ночь.

Потом память притупилась.

Но, когда менестрель угодил в тесный сундук, похожий на гроб, страхи, въевшиеся некогда в плоть и кровь, вспыхнули с новой силой. Тело, напуганное замкнутым пространством, не собиралось прислушиваться к гласу рассудка. Он рвалось на волю. Ланс бил кулаками в стены, понимая, что костяшки опухнут и он не сможет держать в руках даже ложку, не говоря уже о шпаге. Стучал ногами, нt замечая, что от каждого толчка его отбрасывает к противоположной стенке и на макушке скоро вспухнет огромная шишка. Он кричал, завывая, как дикий зверь, нисколько не стесняясь, что эти вопли издаёт горло дворянина в четырнадцатом поколении, последнего отпрыска одного из наиболее древних и благородных Домов Аркайла, Дома, мужчины которого не отступали перед трудностями и не бежали от опасности. Дома, давшего герцогству трёх знаменитых полководцев. Дома, где не менее полудюжины бретёров подверглись гонениям за ежедневные дуэли.

Ланс кричал, проклинал айа-багаанцев, умолял выпустить его, обещал на голову прана Махтуна мыслимые и немыслимые кары, как земные, так и небесные. Он чувствовал, что сходит с ума. Стенки сундука, казалось, сжимались, лишая его последней надежды вдохнуть полной грудью. Сердце неслось вскачь, будто закусивший удила злой жеребец, то билось о рёбра, то замирало. А воздуха становилось всё меньше и меньше. И если сейчас он не проломит стенки или не сорвёт крышку, то всё… Смерть неизбежна…