— Ну ты и дура, — сказала самка. — Сбежала уже! Прихватила, что под руку подвернулось, и сбежала! Нет, такая дурость не лечится. Сама разбирайся. Она встала, повернулась к выходу, отодвинула полог и вдруг замерла.
— Тута она, — сказала она. — Тута, отец высокорожденных. Это… Утешение, вот! Утешение ей того… утешала, во, это самое, да. Не могу знать, отец высокорожденных. Не видела. Кобелей поганых видела, золото не видела. Старая, слепая. Да, бесполезная.
Она вывалилась наружу, как-то резко, будто ее выдернули. Но входной проем недолго оставался пустым. Кто-то ввалился внутрь, чьи-то сильные руки грубо ухватили Аленького Цветочка и вытолкали наружу. Ее глаза уже успели отвыкнуть от яркого света, она растерянно моргала, а чья-то рука полезла ей за пазуху, она почувствовала, как волшебный амулет скользит по коже груди…
Она успела перехватить амулет в последнюю секунду. Цапнула железную безделушку и с силой надавила на камень, который на самом деле не камень, а волшебный фрагмент волшебного артефакта.
Кто-то ударил ее в зубы, притом не раскрытой ладонью, как обычно бьют самок, а кулаком. Несильно ударил, почти не больно, так, символически. Но удар достиг цели — она испуганно отпрянула, расслабила руку, рывок — и цепочка порвалась.
К этому времени Аленький Цветочек наконец-то проморгалась и разглядела, кто перед ней стоит. Человек-мужчина среднего роста, очень тучный, с окладистой бородой, на лысеющем лбу вытатуированы четыре горизонтальные красные полоски. Четыре полоски?!
Аленький Цветочек опустилась на колени, склонила голову и пробормотала себе под нос что-то вроде:
— Благосло… И осеклась, не зная, как продолжить фразу.
Она пыталась припомнить, как правильно титулуется жрец четвертой ступени, и не смогла. То ли прист, то ли бишоп, то ли дьякон… Нет, дьякон — это вторая ступень… или третья…
— Забавная штучка, — прогудел жрец густым басом. — Ух ты! Да это же артефакт!
— Ого! — сказал орк-воин, стоящий рядом со жрецом. Тот самый орк-воин, который только что ударил юную самку в зубы.
— Гляди, свинья, — обратился к нему жрец. — Вот шпынек торчит. Я его пальцем вдавливаю, он входит. А отпускаю — выходит. Артефакт!
— Смысла не понял, — произнес орк-воин. — Убог и неразумен я потому что. Простите, отец высокорожденных.
— Да я и сам смысла не понял, — сказал жрец. — Эй ты, сука! Подымай морду наглую и говори, что за артефакт на шее таскаешь?
— Не могу знать, — сказала Аленький Цветочек. — Эта вещь принадлежит моему хозяину, сэру Джону Россу. Я надела ее по его приказу. А что за вещь — не могу знать.
— И где же проживает означенный Джон Росс? — спросил жрец.
Аленький Цветочек замялась. Орк-воин издевательски ухмыльнулся. «Да пошли они все!» подумала Аленький Цветочек и сказала:
— Эльм-Стрит, дом тринадцать. Дом леди Абигайль Маунт, третий этаж. Жрец ухмыльнулся и спросил:
— Из понаехавших, что ли?
Аленький Цветочек пожала плечами, дескать, не понимаю, о чем вы, отец высокорожденных.
— Джон Росс, значит, — задумчиво произнес жрец. — Придется поближе познакомиться с Джоном Россом этим. Закон об артефактах не чтит — раз. Закон о чистоте крови не чтит — два.
Неожиданно подала голос та самая пожилая самка, что несколько минут назад затащила Аленького Цветочка в шалашик с капустой. Она, оказывается, никуда не ушла, а тоже стояла на коленях, только поодаль.
— Цыпа-то беглая, — заявила самка.
— Хе, — сказал жрец. — А это мысль. Встань-ка, цыпа, да поворотись ко мне задом, а к шалашу передом.
Аленький Цветочек встала и поворотилась. Жрец больно ущипнул ее за седалище, она взвизгнула.
— Точно, беглая, — сказал жрец. — Приравнивается, стало быть, к бесхозному имуществу.
Толстые волосатые руки обхватили орчанку за бока, короткие пальцы облапили грудь, жирное брюхо уперлось в спину.
— И чего этот твой Джон Росс тебя в наложницы не взял? — спросил жрец. — Такую цыпу да приодеть… или наоборот, прираздеть…
— Я наложница! — воскликнула Аленький Цветочек. — Хозяин послал меня на рынок купить приличную одежду. А амулет сам мне собственноручно повесил, чтобы от беды оборонить!
— Дурак твой хозяин, — заявил жрец. — Если ума нет — никакой амулет не поможет. Молитва может помочь, да и то не факт. Такую цыпу — на рынок, без охраны и даже не в балахоне, во дурак-то! Ничего, не расстраивайся, цыпа, было ваше — стало наше. Я тебя сильно обижать не буду. Может, даже забуду речи твои неподобающие, нечистоту крови демонстрирующие наглядно. Если будешь доброй и ласковой. Ну как, цыпа? Пойдешь со мной по доброй воле?
— Никуда я с тобой не пойду, боров жирный! — рявкнула Аленький Цвнточек.
Попыталась пнуть жреца в пах, но орк-воин, не тот, что ударил ее раньше, а другой, ловко подставил сжатый кулак под ее голень, Аленький Цветочек согнулась, обхватила ушибленную ногу и завыла в полный голос.
— Сдается мне, в наложницы эта цыпа не годится, — произнес жрец. — Разве что для садизма… А что, может тряхнуть стариной? Давненько я в эти игры не играл…
— Разрешите приступить? — спросил кто-то из воинов, сопровождающих жреца, Аленький Цветочек не разглядела, кто именно.